Детки в клетке одиночества

От­цы и де­ти в ис­то­рии ци­ви­ли­за­ции

Ги­пе­р­ак­тив­ность, за­держ­ки раз­ви­тия, нев­ро­зы, аутизм — се­го­дня «про­грес­сив­ный» мир пе­ре­жи­ва­ет эпи­де­мию дет­ских нерв­но-пси­хи­че­ских рас­стройств. И эта эпи­де­мия — вряд ли не­доб­рый и не­ожи­дан­ный по­да­рок при­ро­ды, уж очень дол­го че­ло­ве­че­ство го­то­ви­ло для нее поч­ву…

Рож­де­ние и рост ре­бен­ка — са­мое есте­ствен­ное и про­стое, что есть в ми­ре. Де­ти взрос­ле­ют «как на дрож­жах», толь­ко успе­вай за их пе­ре­ме­на­ми. Лю­бовь к де­тям, уми­ле­ние дет­ством ис­кон­но при­су­щи че­ло­ве­ку. Об­ще­ние с ре­бя­тиш­ка­ми, за­ня­тия, иг­ры до­став­ля­ют стар­ше­му по­ко­ле­нию во­рох хло­пот, тре­вог, пла­нов, раз­ду­мий. Как мож­но оста­вать­ся рав­но­душ­ным, ко­гда ма­лыш смот­рит на те­бя с та­кой не­под­дель­ной ра­до­стью и доверием?

«До­ро­ги нам ро­ди­те­ли, до­ро­ги де­ти, — пи­шет Ци­це­рон, — при­ро­да са­ма смяг­ча­ет муж­скую су­ро­вость и вкла­ды­ва­ет в от­ца силь­ную и неж­ную лю­бовь к сво­им де­тям». Древ­не­рим­ский по­эт Аль­бий Ти­булл ри­су­ет ре­бен­ка, ко­то­рый хва­та­ет от­ца за уши, что­бы рас­це­ло­вать его, и ста­ро­го де­да, го­то­во­го бес­ко­неч­но слу­шать ле­пет вну­ка. Сре­ди мно­го­чис­лен­ных над­гро­бий ан­тич­но­го вре­ме­ни встре­ча­ют­ся дет­ские. Над­пи­си на них сви­де­тель­ству­ют глу­бо­кую скорбь и при­вя­зан­ность ро­ди­те­лей тех дав­них вре­мен. «От­ро­ка Тул­лия, ко­то­рый го­ды свои та­лан­том пре­вос­хо­дил, Гри­го­рио и Аль­те­рия ро­ди­те­ли, един­ствен­но­го и дра­го­цен­ней­ше­го по­греб­ли, про­жил 4 го­да, 3 ме­ся­ца».
Пред­при­няв не­боль­шой ис­то­ри­че­ский экс­курс, по­про­бу­ем уяс­нить, ка­ким бы­ло и как ме­ня­лось вза­и­мо­дей­ствие ро­ди­те­лей и де­тей в раз­ные эпо­хи. Что со­став­ля­ло ос­но­ву вза­и­мо­по­ни­ма­ния и об­щих ин­те­ре­сов?

Де­ти и взрос­лые в пат­ри­ар­халь­ное вре­мя

Пер­во­на­чаль­но вос­пи­та­ние со­вер­ша­лось внут­ри до­ма и име­ло тру­до­вой ха­рак­тер. Пат­ри­ар­халь­ный тип про­сле­жи­ва­ет­ся в ис­то­рии раз­ных на­ро­дов. Пе­да­го­ги­че­ские сю­же­ты ча­сто встре­ча­ют­ся на стра­ни­цах Биб­лии. При­ме­ры доб­рых и лю­бя­щих ро­ди­те­лей юно­го Са­му­и­ла, Да­ни­и­ла, ис­то­рия Иоси­фа, на­став­ле­ния сы­но­вьям Си­ра­ха и Со­ло­мо­на от­ра­жа­ют пе­да­го­ги­че­ские воз­зре­ния вет­хо­за­вет­но­го Из­ра­и­ля. И по сей день сход­ный уклад жиз­ни мож­но на­блю­дать у про­стых, «не­ци­ви­ли­зо­ван­ных» на­ро­дов. В Рос­сии кре­стьян­ство бы­ло но­си­те­лем пат­ри­ар­халь­ной се­мей­ствен­но­сти до 20-х го­дов XX ве­ка, ко­гда тех­ни­че­ская ре­во­лю­ция и рост го­ро­дов пе­ре­ме­ни­ли об­лик де­рев­ни. Кре­стьян­ские де­ти по­не­мно­гу обу­ча­лись гра­мо­те, не­ко­то­рые спо­соб­ные «шли в лю­ди», од­на­ко книж­ное уче­ние не слиш­ком це­ни­лось. Креп­кие ру­ки, прак­ти­че­ская смёт­ка и доб­рая хри­сти­ан­ская со­весть — вот на чем сто­я­ла кре­стьян­ская жизнь. Де­тей рас­ти­ли, со­об­ра­зу­ясь в ос­нов­ном с се­мей­ны­ми нуж­да­ми. Су­ще­ство­ва­ли пред­став­ле­ния, еди­ные для каж­до­го, — нор­мы мо­ра­ли, тра­ди­ции, об­ще­ствен­ные по­вин­но­сти. Но в первую оче­редь по­ря­док жиз­ни в до­ме опре­де­лял­ся чле­на­ми се­мей­но­го кру­га. Та­кое вос­пи­та­ние не бы­ло стан­дар­ти­зо­ван­ным, оно до­пус­ка­ло мно­го­об­ра­зие, как бы при­род­ный по­черк се­мьи, и вы­гля­де­ло по-сво­е­му муд­ро и по­сле­до­ва­тель­но устро­ен­ным.

Обу­че­ние де­тей обу­слов­ли­ва­лось ши­ро­ким уча­сти­ем их в жиз­ни взрос­лых. Для ро­ди­те­лей есте­ствен­но пе­ре­да­вать жиз­нен­ные на­вы­ки, а для де­тей — ори­ен­ти­ро­вать­ся на прак­ти­че­ские при­ме­ры стар­ших. Су­ро­вый ха­рак­тер жиз­ни да­вал знать о се­бе. За вре­мя взрос­ле­ния де­ти ви­де­ли боль­ше на­ка­за­ний и стро­го­сти, чем вни­ма­ния и ро­ди­тель­ских ласк. Нель­зя при этом ска­зать, что­бы от­но­ше­ние к ре­бен­ку бы­ло рав­но­душ­ным. Фольк­лор­ные ис­точ­ни­ки до­нес­ли до нас раз­но­об­раз­ную на­род­ную куль­ту­ру пе­сто­ва­ния. И по сей день мо­ло­дые ма­те­ри по­ют сво­им ма­лют­кам на­род­ные ко­лы­бель­ные, про­чи­ты­ва­ют по­теш­ки, при­ба­ут­ки, по­ба­сен­ки, ско­ро­го­вор­ки, счи­та­лоч­ки. Ди­тя на­зы­ва­ют здесь са­мы­ми неж­ны­ми, са­мы­ми свет­лы­ми име­на­ми: «ди­тят­ко-ро­ди­мин­ка», «ан­ге­ло­чек», «свет мой яс­ный», «душ­ка-ла­пуш­ка». По­яв­ле­ние на свет мла­ден­ца вос­при­ни­ма­ет­ся как дар Бо­жий:

Впо­след­ствии, в го­до­вом кру­ге на­пря­жен­ных се­зон­ных ра­бот, от­но­ше­ния ро­ди­те­лей с под­рос­ши­ми детьми при­об­ре­та­ли бо­лее прак­ти­че­ский ха­рак­тер. При­об­щать к ра­бо­те на­чи­на­ли обыч­но с пя­ти­лет­не­го воз­рас­та. В 15 лет под­ро­сток счи­тал­ся уже пол­но­цен­ным ра­бот­ни­ком. Де­воч­ки нян­чи­ли млад­ших де­тей, пря­ли, пас­ли мел­кую ско­ти­ну и птиц, маль­чи­ки под­соб­ля­ли от­цу и но­си­ли зав­тра­ки в по­ле. На де­ся­ти­лет­нюю дочь мать остав­ля­ла весь дом, стряп­ню и млад­ших де­тей. Стар­шие бра­тья и сест­ры дер­жа­ли се­бя с млад­ши­ми как взрос­лые, учи­ли и на­ка­зы­ва­ли их.
Вспом­ним ше­сти­лет­не­го Вла­са, «му­жич­ка с но­го­ток», ге­роя не­кра­сов­ско­го сти­хо­тво­ре­ния. В трес­ку­чий мо­роз он и отец ра­бо­та­ют на за­го­тов­ке дров: отец ру­бит, сын во­дит под узд­цы ло­шадь к до­му и на­зад, в лес. По­ве­де­ние Вла­са вы­гля­дит на­столь­ко не­дет­ским, что оста­нав­ли­ва­ет на се­бе вни­ма­ние ав­то­ра. Маль­чон­ка го­во­рит гроз­но, ше­ству­ет «важ­но, в спо­кой­ствии чин­ном». Фи­наль­ная сце­на ко­ло­рит­на. В под­ра­жа­ние го­ло­су от­ца Влас кри­чит ло­ша­ди «ба­сом»: «Ну, мерт­вая!» — и спе­шит уй­ти от на­до­ед­ли­вых рас­спро­сов.
При­род­ность усло­вий, про­сто­та мо­ра­ли, един­ство за­ня­тий со­зда­ва­ли ос­но­ву для вза­и­мо­по­ни­ма­ния по­ко­ле­ний. В пат­ри­ар­халь­ном до­маш­нем кос­мо­се свое ме­сто имел каж­дый, да­же ре­бе­нок. Его уча­стие в про­ис­хо­дя­щем бы­ло вза­прав­даш­ним, это не бы­ло «су­ще­ство­ва­ние, от­ло­жен­ное на по­том» и «жизнь по­на­рош­ку», как у мно­гих со­вре­мен­ных де­тей и юно­ше­ства, до 20-25 лет осва­и­ва­ю­щих всё но­вые зна­ния и не со­вер­ша­ю­щих ни­че­го на­сто­я­ще­го.

Вос­пи­та­ние: про­фес­си­о­наль­ное или се­мей­ное?

Сло­во «шко­ла» (от древ­не­греч. «ско­ле») пер­во­на­чаль­но озна­ча­ло за­ня­тия в сво­бод­ное вре­мя. На­у­ка­ми бы­ло при­ня­то за­ни­мать­ся в про­ме­жут­ке меж­ду осталь­ны­ми де­ла­ми. В пе­ри­од ран­ней ан­тич­но­сти учи­те­ля (грам­ма­ти­ки) — мел­кие слу­жа­щие, го­то­вые учить и до­ма, и в клас­сах; они без­вест­ны и пре­зи­ра­е­мы. О не­удач­ни­ках го­во­ри­ли: «Он умер или сде­лал­ся где-то грам­ма­ти­ком».
По­сте­пен­но жизнь при­ни­ма­ла бо­лее слож­ные фор­мы, уси­ли­ва­лась роль тор­гов­ли, пра­во­вых от­но­ше­ний, за­ко­нов, по­пол­нял­ся фонд до­сти­же­ний на­у­ки, ис­кус­ства, фи­ло­со­фии. Нуж­да в гра­мот­ных ра­бот­ни­ках, чи­нов­ни­ках и ру­ко­во­ди­те­лях ме­ня­ла прак­ти­ку вос­пи­та­ния. На­сту­пал этап про­фес­си­о­на­ли­за­ции вос­пи­та­тель­ных от­но­ше­ний.
Всё за­мет­ней ча­ши ве­сов скло­ня­лись в сто­ро­ну шко­лы. Обу­че­ние ста­но­ви­лось бо­лее тру­до­ем­ким. Вре­мя, ко­то­рое де­ти про­во­ди­ли на уро­ках, удли­ня­лось. Уче­ба по­сте­пен­но ста­но­ви­лась глав­ным за­ня­ти­ем дет­ства. Эта­ло­ном у эл­ли­нов счи­та­лась гар­мо­ни­че­ская со­во­куп­ность со­вер­шенств, «ка­ло­ка­га­тия», или бук­валь­но «ве­ли­ко­ду­шие»: кра­си­вое те­ло, эру­ди­ция, пра­виль­ное мыш­ле­ние, убе­ди­тель­ная речь.

Отец и мать так­же во­вле­ка­лись в об­ще­ствен­ные от­но­ше­ния. Се­мья, как бы вы­плес­ки­ва­ясь из до­ма на­ру­жу, пе­ре­ста­ва­ла быть ос­но­вой и сре­до­то­чи­ем жиз­ни. В но­вых усло­ви­ях че­ло­век со­зна­вал се­бя преж­де все­го чле­ном об­ще­ства, а уже по­том му­жем или же­ной, от­цом или ма­те­рью. В Ри­ме и Гре­ции ре­бен­ка дер­жа­ли в се­мье до 7 лет, за­тем от­да­ва­ли в шко­лу. Ро­ди­тель­ское уча­стие в вос­пи­та­нии бы­ло по­верх­ност­ным: сна­ча­ла при­ста­вить к ма­лы­шу не­воль­ни­ка-пе­да­го­га, бук­валь­но «де­то­во­да», «де­то­во­ди­те­ля» (ча­сто са­мо­го ник­чем­но­го ра­бот­ни­ка), а даль­ше обес­пе­чить его обу­че­ние, ма­те­ри­аль­ную сто­ро­ну. Де­во­чек обу­ча­ли, в ос­нов­ном, ру­ко­де­лию и «ико­но­мии» (управ­ле­нию до­маш­ним хо­зяй­ством); они бра­ли до­маш­ние уро­ки чте­ния и пись­ма, зна­ко­ми­лись с му­зы­кой и по­э­зи­ей.
Зна­че­ние про­фес­си­о­наль­ных учи­те­лей («ди­дас­ка­лов») в об­ще­стве вы­рос­ло. О них ста­ли го­во­ри­ли с боль­шим ува­же­ни­ем: «Ро­ди­те­ли да­ют нам толь­ко жизнь, а на­став­ни­ки — до­стой­ную жизнь» (Ари­сто­тель). Воз­ник­ла тео­рия вос­пи­та­ния и об­ра­зо­ва­ния («пай­дейя»). По­доб­ное по­ло­же­ние устра­и­ва­ло ро­ди­те­лей и на­став­ни­ков. Од­ни мог­ли жить сво­ей жиз­нью, дру­гие — за­ра­ба­ты­вать свой хлеб и поль­зо­вать­ся ста­ту­сом в об­ще­стве.
Лейт­мо­тив про­фес­си­о­наль­ной пе­да­го­ги­ки — об­ще­ствен­ная поль­за. Вос­пи­ты­вать де­тей не­об­хо­ди­мо и хо­ро­шо, по­сколь­ку они бу­ду­щие граж­да­не. Ме­ры об­ще­ствен­но­го кон­тро­ля бы­ва­ли ино­гда до­воль­но же­сто­ки. Так, в Спар­те вос­пи­та­ние де­тей объ­яв­ля­лось кол­лек­тив­ным. Го­род-го­су­дар­ство вёл мно­го­чис­лен­ные вой­ны, де­тей с ран­не­го воз­рас­та от­би­ра­ли у ро­ди­те­лей и пе­ре­да­ва­ли в спе­ци­аль­ные учре­жде­ния, где со­зда­ва­лись чрез­вы­чай­но жест­кие усло­вия жиз­ни и обу­че­ния во­ен­но­му ис­кус­ству. Иде­а­лы спар­тан­ства не де­ла­ли раз­ли­чий меж­ду по­ла­ми. Уче­ба де­во­чек бы­ла устро­е­на по сход­ной про­грам­ме. К опы­ту Спар­ты ста­нут об­ра­щать­ся впо­след­ствии в гит­ле­ров­ской Гер­ма­нии («гит­ле­рю­генд») и в Со­вет­ской Рос­сии, в ра­бо­те дет­ских ко­ло­ний и ком­мун.
Пла­тон в «По­ли­ти­ке» опи­сы­вал те­лес­ную бли­зость и де­то­рож­де­ние как обоб­ществ­лен­ные, пе­ре­шед­шие в ве­де­ние го­су­дар­ства: «Все же­ны му­жей долж­ны быть об­щи­ми, и от­дель­но пусть ни од­на из них не со­жи­тель­ству­ет. И де­ти то­же долж­ны быть об­щи­ми, и пусть отец не зна­ет, ка­кой ре­бе­нок его, а ре­бе­нок — кто его отец». Жен­щи­на, по мне­нию фи­ло­со­фа, долж­на ак­тив­но тру­дить­ся для об­ще­ства, и де­тей ей сле­ду­ет пе­ре­дать со­ци­аль­но­му по­пе­че­нию.

Ан­тич­ность ве­ри­ла, что, по­лу­чив зна­ние, лю­ди доб­ро­воль­но из­бе­рут бла­го. По суж­де­нию Со­кра­та, до­ста­точ­но от­крыть пе­ред людь­ми кра­со­ту и поль­зу доб­ро­де­те­ли, и они не осме­лят­ся дей­ство­вать про­тив нее. Но взлет фи­ло­со­фии, ис­кусств и на­ук не де­лал че­ло­ве­ка бо­лее со­вер­шен­ным. Гре­ция и Рим па­ли жерт­ва­ми скеп­ти­циз­ма, кри­зи­са нрав­ствен­но­сти. Про­све­щен­ность — со­всем не един­ствен­ное из то­го, что тре­бу­ет­ся че­ло­ве­ку. На­ря­ду с об­ре­те­ни­ем зна­ний и эс­те­ти­че­ским раз­ви­ти­ем, вос­пи­тан­ни­ку не­об­хо­ди­мо пред­став­лять жиз­нен­ные це­ли и уметь обуз­ды­вать по­ро­ки.
В сфе­ру об­ще­ствен­но­го об­ра­зо­ва­ния вторг­лись че­сто­лю­бие, жаж­да сла­вы и де­нег, азарт борь­бы с кон­ку­рен­та­ми. На­став­ни­ки ста­ли со­рев­но­вать­ся, ко­му удаст­ся со­брать наи­боль­ший круг по­сле­до­ва­те­лей. Стрем­ле­ние к ис­ти­не ока­за­лось под­ме­не­но лич­ны­ми ин­те­ре­са­ми и мне­ни­я­ми. Со­фи­сты от­кры­то, на спор хва­ли­лись, что мо­гут до­ка­зать право­ту как од­но­го, так и дру­го­го из про­ти­во­по­лож­ных те­зи­сов. Не бы­ли ли­ше­ны шко­лы в Ри­ме и Гре­ции и про­чих стра­стей: ши­ро­кое рас­про­стра­не­ние име­ла пе­де­ра­стия, и это по­чти не скры­ва­лось. Ге­ро­страт, под­жи­га­ю­щий храм в Эфе­се, од­но из се­ми чу­дес све­та, — та­ко­во на­ри­ца­тель­ное изоб­ра­же­ние ту­пи­ка ан­тич­ной куль­ту­ры.
Об­ще­ствен­ное вос­пи­та­ние не в си­лах за­ме­нить се­мьи. «Се­мья ре­ши­тель­но не­за­ме­ни­ма, — пи­шет один из вы­да­ю­щих­ся уче­ных, тео­ре­тик вос­пи­та­ния про­то­пре­сви­тер Ва­си­лий Зень­ков­ский. — Ни­что не мо­жет за­ме­нить той един­ствен­но­сти и не­по­вто­ри­мо­сти вза­им­ной люб­ви, ко­то­рая мо­жет иметь ме­сто лишь в се­мье. Об­щая жизнь, об­щие за­бо­ты и за­труд­не­ния — и все это на про­тя­же­нии мно­гих лет; жи­вое един­ство се­мьи с ее род­ствен­ны­ми свя­зя­ми, под­дер­жи­ва­ю­щи­ми, как бы об­ви­ва­ю­щи­ми каж­дую се­мью; свои се­мей­ные тра­ди­ции, свои вос­по­ми­на­ния. Са­мая дур­ная се­мья, остав­ля­ю­щая мно­го ран в ду­ше ре­бен­ка, во мно­гих от­но­ше­ни­ях не­со­из­ме­ри­мо луч­ше са­мой пре­крас­ной, но не се­мей­ной вос­пи­та­тель­ной сре­ды. Се­мья ре­ши­тель­но не­за­ме­ни­ма!»

«Дет­ское» хри­сти­ан­ство

На за­ка­те ан­тич­но­сти Цер­ковь бе­рет на се­бя роль за­щит­ни­цы луч­ше­го, что бы­ло в клас­си­че­ском на­сле­дии. Хри­сти­ан­ство не от­вер­га­ет опы­та об­ще­ствен­но­го вос­пи­та­ния. Хри­сти­ан­ские юно­ши учат­ся у ри­то­ров, чи­та­ют фи­ло­соф­ские со­чи­не­ния. Куль­ту­ра, се­мей­ный уклад и обы­чаи на­ро­дов так­же оста­ют­ся преж­ни­ми. Но но­во­за­вет­ная за­квас­ка уже поды­ма­ет «но­вое те­сто». Ме­ня­ет­ся пред­став­ле­ние о бра­ке, взгляд на по­ло­же­ние жен­щи­ны, смяг­ча­ют­ся же­сто­ко­сти ра­бо­вла­де­ния, под за­прет ста­вят­ся де­то­убий­ство и про­да­жа де­тей. Во всём этом — как бы ду­но­ве­ние све­же­го вет­ра, на­пол­ня­ю­ще­го па­ру­са. И сам взгляд на дет­ство ста­но­вит­ся иным.
Древ­ность не зна­ла идеи цен­но­сти дет­ско­го воз­рас­та. Че­ло­ве­ком в пол­ном зна­че­нии счи­тал­ся взрос­лый. Де­ти оста­ва­лись «за скоб­ка­ми» об­ще­ствен­ной ариф­ме­ти­ки; им толь­ко пред­сто­я­ло вой­ти в жизнь. Дет­ское — не­се­рьез­но, сти­хий­но, на­ив­но, опас­но и не­рас­чет­ли­во. Ре­бе­нок с его ма­лым прак­ти­че­ским опы­том, не­раз­ви­той во­лей и ин­тел­лек­том не мог да­же ста­вить­ся в срав­не­ние с взрос­лым.

Хри­стос вы­во­дит на се­ре­ди­ну кру­га ди­тя и, ука­зы­вая на не­го, го­во­рит: ес­ли не об­ра­ти­тесь и не бу­де­те как де­ти, не вой­де­те в Цар­ство Не­бес­ное, — и это один из еван­гель­ских па­ра­док­сов, ко­то­рые не мо­гут вме­стить слу­ша­ю­щие. Г. К. Че­стер­тон пи­шет: «Ес­ли мы хо­тим по­ка­зать, как свое­обыч­но Еван­ге­лие, труд­но най­ти луч­ший при­мер. По­чти две ты­ся­чи лет, как мы ощу­ща­ем ми­сти­че­ское оча­ро­ва­ние дет­ства. Но ста­рый мир не по­нял бы нас, ес­ли бы мы ска­за­ли, что ре­бе­нок луч­ше и свя­щен­нее взрос­ло­го».
От­сю­да бе­рет на­ча­ло хри­сти­ан­ское по­ни­ма­ние пе­да­го­ги­ки. Дет­ство те­перь на­зы­ва­ют учи­те­лем сми­ре­ния, об­раз­цом не­вин­но­сти, при­ме­ром без­мя­теж­но­сти (об этом го­во­рил, на­при­мер, св. Лев Ве­ли­кий). От­но­ше­ния че­ло­ве­ка и Бо­га осмыс­ли­ва­ют­ся как вос­пи­та­тель­ные. Пе­ру Кли­мен­та Алек­сан­дрий­ско­го, древ­не­го цер­ков­но­го пи­са­те­ля и фи­ло­со­фа, при­над­ле­жит трак­тат «Пе­да­гог», где Хри­стос пред­став­ля­ет­ся в ви­де Де­то­во­ди­те­ля, по­во­ды­ря и пе­сту­на че­ло­ве­ка. Этим под­чер­ки­ва­ет­ся сми­ре­ние и за­бо­та Спа­си­те­ля.
В хри­сти­ан­ской ико­но­гра­фии ду­ша че­ло­ве­ка изоб­ра­жа­ет­ся в ви­де ре­бен­ка, ча­ще спе­ле­ну­то­го. Свя­щен­ным сим­во­лом для хри­сти­ан стал об­раз Бо­жи­ей Ма­те­ри с Мла­ден­цем Хри­стом на ру­ках. Ни­че­го по­доб­но­го не зна­ла тра­ди­ция древ­но­сти. Де­ти в ней изоб­ра­жа­лись все­гда как умень­шен­ные ко­пии взрос­лых или как за­бав­ные ка­ра­пу­зы-эро­ты.
Ис­ти­ну, по сло­вам апо­сто­ла Пав­ла, Бог от­кры­ва­ет мла­ден­цам и ута­и­ва­ет от муд­рых. Са­мо ис­по­ве­да­ние хри­сти­а­на­ми ве­ры пред­став­ля­ет­ся в чем-то дет­ским — до­вер­чи­вым и про­стым. Хри­сти­а­нин мыс­лит се­бя как ди­тя Бо­жие; Цер­ковь со­би­ра­ет че­ло­ве­че­ство под еди­ное ру­ко­вод­ство и на­уче­ние.
Вни­ма­ние к дет­ству в ито­ге при­во­дит к на­коп­ле­нию опы­та хри­сти­ан­ско­го вос­пи­та­ния. Ва­си­лий Ве­ли­кий упо­ми­на­ет об упраж­не­ни­ях и пра­ви­лах сна и бодр­ство­ва­ния, вре­ме­ни, ме­ры и ка­че­ства пи­щи, при­лич­ных воз­рас­ту. Зла­то­уст при­зы­ва­ет смот­реть на раз­ли­чия в каж­дом из де­тей и счи­тать­ся с их склон­но­стя­ми. Пе­да­го­ги­ка по­став­ля­ет­ся им на вы­со­ту ду­хов­но­го де­ла­ния, «вы­со­чай­ше­го из ис­кусств ми­ра».
От­вет­ствен­ность за вос­пи­та­ние воз­вра­ща­ет­ся в се­мью. Ран­ние хри­сти­а­не чрез­вы­чай­но се­рьез­но от­но­си­лись к ду­хов­но­му вы­бо­ру де­тей. Ис­по­вед­ни­че­ский ха­рак­тер вре­ме­ни, лич­ная ве­ра, ис­пы­ты­ва­е­мая в го­не­ни­ях, на­кла­ды­ва­ют свой от­пе­ча­ток и на пе­да­го­ги­че­ские воз­зре­ния хри­сти­ан­ско­го пе­ри­о­да. На ча­шах ве­сов здесь — не успех и об­ще­ствен­ные при­ли­чия, но спа­се­ние и ги­бель ду­ши. Ко­гда юно­шей Ав­гу­стин ото­шел от Церк­ви, его мать Мо­ни­ка так мно­го мо­ли­лась и пла­ка­ла, что свя­той епи­скоп Ам­вро­сий пред­рек ско­рое воз­вра­ще­ние блуд­но­го сы­на: «Не мо­жет быть, что­бы со­всем по­гиб­ло ча­до та­ких жар­ких слез».
В пер­вые ве­ка хри­сти­ан­ства се­мья ока­зы­ва­ет­ся раз­де­ле­на. Как иудей­ская, так и язы­че­ская тра­ди­ции ви­дят угро­зу в но­вой ве­ре и со­про­тив­ля­ют­ся ей. Яры­ми го­ни­те­ля­ми ча­сто вы­сту­па­ют от­цы се­мейств. Для жи­тий это ти­пич­ный сю­жет: один из се­мьи ис­по­ве­ду­ет се­бя хри­сти­а­ни­ном и пре­тер­пе­ва­ет на­пад­ки. Ча­ще это дочь (му­че­ни­цы Вар­ва­ра, Хри­сти­на, Ири­на, Су­сан­на, Пе­ла­гия, Иули­а­ния и др.), ко­то­рая идет про­тив во­ли от­ца. Из­вест­ны при­ме­ры ино­го про­ти­во­сто­я­ния: же­на про­тив му­жа, мать с детьми про­тив от­ца или са­нов­но­го род­ствен­ни­ка, све­кровь про­тив не­вест­ки.
Но уже рож­да­ет­ся но­вое по­ни­ма­ние род­ства, к Церк­ви при­со­еди­ня­ют­ся до­ма­ми; в се­мей­ном кру­гу про­во­дят хри­сти­ан­скую жизнь и так же об­ще­се­мей­но ис­по­ве­ду­ют свою ве­ру. Так, мать св. Гри­го­рия Бо­го­сло­ва Нон­на об­ра­ти­ла му­жа, быв­ше­го языч­ни­ком. Об Ан­фу­се, ма­те­ри св. Иоан­на Зла­то­уста, языч­ник Ли­ва­ний го­во­рил: «Ах, ка­кие у хри­сти­ан есть жен­щи­ны!»
Теп­лый, дру­же­ствен­ный об­раз се­мьи, вни­ма­ние к дет­ству, стрем­ле­ние к са­мо­со­вер­шен­ство­ва­нию, к вза­и­мо­про­ник­но­ве­нию душ и внут­рен­ней прав­де вза­и­мо­от­но­ше­ний — всё то, к че­му мы при­вык­ли и це­ним сей­час, — яв­ля­ют­ся при­об­ре­те­ни­я­ми хри­сти­ан­ской эпо­хи. Нет ме­ста от­ста­и­ва­нию соб­ствен­ных ин­те­ре­сов. Ду­ши ощу­ща­ют се­бя по­кой­но, ко­гда со­хра­ня­ют един­ство. В са­мом де­ле, в ты­ся­чу раз про­ще устра­нить по­во­ды для раз­молв­ки, не­же­ли пе­ре­жи­вать раз­де­ле­ние по вздор­ным и ме­лоч­ным по­во­дам. Зла­то­уст на­зы­ва­ет со­при­кос­но­ве­ние лю­бя­щих душ са­мым пло­до­твор­ным пе­да­го­ги­че­ским сред­ством: «Ни­что не бы­ва­ет столь по­учи­тель­но, как сие: лю­бить и быть лю­би­мым».

На по­ру­ках у те­ле-нянь­ки

Вза­и­мо­про­ник­но­ве­ние душ, увы, ста­но­вит­ся ред­ко­стью в на­ше вре­мя. Лю­бовь усколь­за­ет из по­ля пе­да­го­ги­че­ских дис­кус­сий. Ав­то­но­мия взрос­лых и де­тей рас­смат­ри­ва­ет­ся как нор­ма, и вме­сто са­мо­от­да­чи, уча­стия об­суж­дать пред­по­чи­та­ют пра­ва и сво­бо­ды. Устрой­ство об­ще­ства чрез­вы­чай­но услож­ни­лось, так что ро­ди­те­ли и де­ти прак­ти­че­ски ли­ше­ны то­чек со­при­кос­но­ве­ния. Од­ни по­гло­ще­ны ра­бо­той, вто­рые с ран­не­го воз­рас­та пе­ре­да­ны на по­пе­че­ние дет­ских учре­жде­ний. По су­ще­ству, на­ша жизнь разо­мкну­та, мы жи­вем как бы в па­рал­лель­ных от­дель­ных ми­рах — взрос­лом и дет­ском.
«Мил­ли­о­ны на­ших ма­лы­шей от­да­ны на вос­пи­та­ние дет­ским са­дам и те­ле­ви­де­нию, — пи­шет док­тор Эн­то­ни Эванс, ав­тор кни­ги „Как управ­лять се­мьей в этом не­управ­ля­е­мом ми­ре“. — У та­ких де­тей впе­чат­ле­ния от жиз­ни не свя­за­ны с ро­ди­те­ля­ми. Мно­гие из них ста­но­вят­ся ча­стью но­во­го яв­ле­ния: „де­ти с клю­чом на ве­ре­воч­ке“. Они при­хо­дят из шко­лы в пу­стую квар­ти­ру и весь день предо­став­ле­ны са­ми се­бе. Они вклю­ча­ют те­ле­ви­зор и за­би­ва­ют се­бе го­ло­ву всем, чем толь­ко ни по­же­ла­ют им за­бить ее про­дю­се­ры».
По ста­ти­сти­ке, ко­то­рую при­во­дит ав­тор, сред­ний аме­ри­ка­нец тра­тит ме­нее 30 се­кунд в день на осмыс­лен­ную бе­се­ду с детьми. Все­го за год на­бе­га­ет око­ло трех ча­сов. Для срав­не­ния, сред­ний тре­тье­класс­ник в США про­во­дит в год 900 ча­сов в клас­се и 1170 ча­сов у те­ле­ви­зо­ра и ком­пью­те­ра. «На­ши де­ти — не про­сто по­те­рян­ное по­ко­ле­ние, они рож­де­ны от по­те­рян­но­го по­ко­ле­ния», — кон­ста­ти­ру­ет док­тор Эванс.

Зна­чи­мый взрос­лый

Дли­тель­ное вре­мя пе­да­го­ги­ка раз­ви­ва­лась в рус­ле со­зда­ния спе­ци­аль­ных ме­то­дик, при­е­мов ра­бо­ты с дет­ски­ми кол­лек­ти­ва­ми, изу­че­ния лич­ност­ных осо­бен­но­стей ре­бен­ка и со­вер­шен­ство­ва­ния шко­лы как ор­га­ни­за­ци­он­ной струк­ту­ры. Ны­не в ра­бо­тах уче­ные всё ча­ще об­ра­ща­ют вни­ма­ние на по­ня­тие «дет­ско-взрос­лой общ­но­сти» (children-adults community). Пе­да­го­ги и пси­хо­ло­ги при­хо­дят к за­клю­че­нию, что ре­бе­нок по­зна­ет мир не ис­клю­чи­тель­но са­мо­сто­я­тель­но и пря­мо. По­зна­ние со­вер­ша­ет­ся в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни опо­сре­до­ван­но — че­рез «зна­чи­мо­го взрос­ло­го», в си­лу при­сут­ству­ю­ще­го меж­ду ни­ми ме­ха­низ­ма эмо­ци­о­наль­ной и цен­ност­но-смыс­ло­вой пе­ре­да­чи.
Зна­чи­мый взрос­лый — род­ной или близ­кий че­ло­век, ока­зы­ва­ю­щий опре­де­ля­ю­щее вли­я­ние на раз­ви­тие и об­раз жиз­ни ре­бен­ка: ро­ди­тель, опе­кун, учи­тель, на­став­ник. Вли­я­ние его мож­но срав­нить с эф­фек­том со­об­ща­ю­щих­ся со­су­дов: из од­но­го ре­зер­ву­а­ра, взрос­ло­го, со­дер­жи­мое есте­ствен­ным об­ра­зом пе­ре­ли­ва­ет­ся в дет­ский. По­ток ин­фор­ма­ции от окру­жа­ю­ще­го ми­ра очень ве­лик, ра­зум и чув­ства ре­бен­ка эле­мен­тар­но не справ­ля­лись бы с «пе­ре­ва­ри­ва­ни­ем» та­ко­го объ­е­ма впе­чат­ле­ний, ес­ли бы не стар­ший в ро­ли свое­об­раз­но­го ин­тер­фей­са или ре­транс­ля­то­ра, на «вол­ну» ко­то­ро­го на­стро­ен вос­пи­тан­ник.
В дет­ские го­ды каж­дый нуж­да­ет­ся в близ­кой ду­ше ря­дом; в ком-то, кто по­ве­дет за со­бой. Ко­гда по ка­ким-то при­чи­нам зна­чи­мо­го взрос­ло­го нет, раз­ви­тие на­тал­ки­ва­ет­ся на пре­пят­ствие. При этом ди­а­гно­сти­ру­ют на­ру­ше­ние дет­ско-взрос­лой общ­но­сти, чре­ва­тое от­кло­не­ни­я­ми. Эпи­де­мия дет­ских нерв­но-пси­хи­че­ских рас­стройств, от ги­пе­р­ак­тив­но­сти и за­дер­жек раз­ви­тия до нев­ро­зов и аутиз­ма, тер­за­ет со­вре­мен­ное об­ще­ство. Она, глав­ным об­ра­зом, ста­но­вит­ся след­стви­ем имен­но оди­но­че­ства дет­ской ду­ши, ее остав­лен­но­сти с са­мо­го ран­не­го воз­рас­та.
Пер­вым и са­мым глу­бо­ким ти­пом свя­зи, не­со­мнен­но, яв­ля­ет­ся связь меж­ду чле­на­ми се­мьи. Дет­ский врач и пе­да­гог Бен­джа­мин Спок, эн­ту­зи­аст се­мей­но­го вос­пи­та­ния, пи­шет: «Имен­но от то­го, как мы при­ка­са­ем­ся к де­тям, как за­став­ля­ем учить уро­ки и укла­ды­ва­ем спать, как сме­ем­ся в их при­сут­ствии и рас­ска­зы­ва­ем о се­бе — от все­го это­го за­ви­сит ста­нов­ле­ние дет­ской ду­ши». Дру­гие ти­пы на­став­ни­че­ства до­сти­га­ют по­ло­жи­тель­но­го ре­зуль­та­та в той сте­пе­ни, в ка­кой тя­го­те­ют к се­мей­но­му ти­пу. Это ка­са­ет­ся в том чис­ле школь­ной прак­ти­ки: все наи­бо­лее ин­те­рес­ные опы­ты школь­но­го вос­пи­та­ния и обу­че­ния, как на­при­мер, шко­ла Ушин­ско­го и Ра­чин­ско­го, пе­да­го­ги­ка Ма­ка­рен­ко, Кор­ча­ка и Су­хом­лин­ско­го, бо­лее позд­ние экс­пе­ри­мен­ты Да­вы­до­ва и Эль­ко­ни­на, при не­схо­же­сти кон­крет­ных воз­зре­ний и ме­то­дов, име­ют сход­ную чер­ту: в школь­ном клас­се ими со­зда­ва­лась ат­мо­сфе­ра со­пе­ре­жи­ва­ния и цен­ност­но­го един­ства, ха­рак­те­ри­зу­ю­щая дет­ско-взрос­лую общ­ность, а сам пе­да­гог при­ни­мал на се­бя роль зна­чи­мо­го стар­ше­го, на­по­ми­на­ю­щую ро­ди­тель­скую.
Раз­но­об­раз­ные зна­ния и про­фес­си­о­наль­ные ме­то­ди­ки спо­соб­ству­ют дет­ско­му раз­ви­тию. Шко­ла и дет­ский сад, сек­ции и круж­ки, кур­сы и сту­дии рас­тят вун­дер­кин­дов, ла­у­ре­а­тов и ре­корд­сме­нов. Но ес­ли мы же­ла­ем сво­им де­тям ду­шев­но­го здра­вия и рав­но­ве­сия, а са­мим се­бе — теп­ло­ты и уте­ше­ния в ста­ро­сти, ино­го пу­ти, кро­ме ма­те­рин­ско­го и от­цов­ско­го вос­пи­та­ния, об­ще­ния в до­маш­нем кру­гу утвер­жде­ния креп­ких се­мей­ных цен­но­стей, нет.

Ан­дрей Ро­го­зян­ский

Источник: foma.ru