Митрополит Афанасий Лимассольский. О любви и ее опасностях

Лю­бовь – это ве­ли­кая, но и очень опас­ная си­ла, по­то­му что она мо­жет под­нять че­ло­ве­ка к Пре­сто­лу Бо­жию, но мо­жет и уни­что­жить, ес­ли об­ра­щать­ся с ней не­осто­рож­но.

По­это­му свя­тые от­цы и го­во­рят, что лю­бовь – ве­ли­чай­шая доб­ро­де­тель, но вы­ше всех доб­ро­де­те­лей сто­ит рас­су­ди­тель­ность, по­то­му что она ру­ко­во­дит лю­бо­вью, на­прав­ляя ее в нуж­ную сто­ро­ну.

По­след­ним и са­мым со­вер­шен­ным пло­дом Ду­ха Свя­то­го, вер­ши­ной всех Его пло­дов, ко­неч­ной це­лью жиз­ни че­ло­ве­ка в Бо­ге яв­ля­ет­ся любовь.

Се­го­дня все го­во­рят о люб­ви. Все за­щи­ща­ют лю­бовь, она сей­час в мо­де – как мир во всем ми­ре. И хо­тя и то, и дру­гое зри­мо от­сут­ству­ет в со­вре­мен­ной жиз­ни, но при этом пре­вра­ще­но в ло­зун­ги. Здесь нет ни­че­го пло­хо­го – уж пусть все бу­дет хо­тя бы так, на сло­вах. Но Лю­бовь в еван­гель­ском по­ни­ма­нии это­го сло­ва, Лю­бовь, ко­то­рую от­кры­ва­ют нам Иисус Хри­стос, апо­сто­лы и Цер­ковь, – это не про­сто че­ло­ве­че­ская эмо­ция.

Ко­гда мы го­во­рим, что лю­бим дру­го­го че­ло­ве­ка, сво­е­го су­пру­га, сво­их дру­зей, уче­ни­ков, или всех лю­дей, – эта лю­бовь яв­ля­ет­ся че­ло­ве­че­ской эмо­ци­ей, ко­то­рая есте­ствен­ным об­ра­зом свой­ствен­на на­шей при­ро­де. Че­ло­век так со­здан.

Ес­ли Бог есть Лю­бовь, как го­во­рит нам апо­стол Иоанн Бо­го­слов (1 Ин. 4:7–8), то че­ло­век, со­здан­ный по об­ра­зу и по­до­бию Бо­жию, по Бла­го­да­ти мо­жет об­ла­дать тем, что Бог име­ет по При­ро­де. Та­ким об­ра­зом, мож­но счи­тать, что че­ло­век есть лю­бовь по бла­го­да­ти.

Бог есть Лю­бовь, но лю­бовь не есть Бог. И здесь – огром­ная раз­ни­ца меж­ду уче­ни­ем Церк­ви и раз­лич­ны­ми фи­ло­соф­ски­ми и идео­ло­ги­че­ски­ми те­че­ни­я­ми. Для нас Бог – это Лич­ность, Ко­то­рая есть Лю­бовь. А лю­бовь не есть Бог, не есть Лич­ность.

Со­вре­мен­ный мир по­сто­ян­но обо­жеств­ля­ет лю­бовь, пре­вра­щая ее в идо­ла. Вот по­че­му мы так ча­сто слы­шим сей­час: «Все, что те­бе нуж­но – это лю­бовь! Лю­би! Будь лю­би­мым! Лю­бовь – пре­вы­ше все­го!» Но при этом мы со­вер­шен­но за­бы­ва­ем о том, что имен­но Бог есть Лю­бовь. Имен­но Бог – на­ша цель, т.е. то, че­го мы долж­ны ис­кать. Най­дя Бо­га, че­ло­век об­ре­та­ет и ис­тин­ную Лю­бовь – че­рез связь с Ним. В Бо­ге – лю­бовь, и ра­дость, и мир, все то, что апо­стол Па­вел на­зы­ва­ет пло­да­ми Ду­ха Свя­то­го (Гал. 5:22-23).

Ко­гда у че­ло­ве­ка есть хо­тя бы не­мно­го люб­ви, не­мно­го ра­до­сти, не­мно­го ми­ра, то в том слу­чае, ес­ли это идет от Бо­га, он чув­ству­ет пол­но­ту сво­е­го бы­тия. Ему не ка­жет­ся, что в его жиз­ни че­го-то не хва­та­ет. И не­смот­ря на то, что нам все­гда хо­чет­ся боль­ше­го, у нас нет ощу­ще­ния не­пол­но­ты. Ко­гда в нас дей­ству­ет за­кон Свя­то­го Ду­ха, Его Бла­го­дать, то мы на­чи­на­ем чув­ство­вать в се­бе все Его пло­ды, и преж­де все­го – лю­бовь.

Но и к это­му так­же сле­ду­ет от­но­сить­ся бла­го­ра­зум­но, не за­бы­вая о том, что глав­ной це­лью на­шей жиз­ни яв­ля­ет­ся Бог, и ни­что дру­гое. То есть цель – не ра­дость, не мир, не лю­бовь, не дол­го­тер­пе­ние, бла­гость, воз­дер­жа­ние и про­чие пло­ды Ду­ха, а Сам Бог. Все пе­ре­чис­лен­ное – это ре­зуль­та­ты на­шей свя­зи с Бо­гом, ко­то­рые в то же са­мое вре­мя яв­ля­ют­ся и пред­по­сыл­ка­ми для этой свя­зи. То есть для до­сти­же­ния Бо­га нам не­об­хо­ди­мо со­вер­шен­ство­вать­ся в люб­ви, воз­дер­жа­нии, дол­го­тер­пе­нии. Но ко­гда мы по­сти­га­ем Бо­га, то все это по­яв­ля­ет­ся есте­ствен­ным об­ра­зом как след­ствие то­го по­дви­га, ко­то­рый мы со­вер­ша­ли в борь­бе с гре­хом.

То есть мы мо­жем нерв­ни­чать, сер­дить­ся, но при этом мы не долж­ны поз­во­лять гре­ху – не­на­ви­сти или ма­ло­ду­шию — по­ра­бо­тить нас. И мы бо­рем­ся с гре­хом, ста­ра­ясь не де­лать и не го­во­рить то­го, че­го не хо­тим и что про­тив­но на­шей при­ро­де. Эта борь­ба по­мо­га­ет нам при­бли­зить­ся к Бо­гу. Она – сред­ство, ин­стру­мент, сту­пень­ка на пу­ти к Не­му. Но ко­гда че­ло­век встре­ча­ет­ся с Бо­гом, то все то, за что рань­ше ему при­хо­ди­лось бо­роть­ся, ста­но­вит­ся для не­го есте­ствен­ным. Че­ло­век пе­ре­ста­ет нерв­ни­чать, раз­дра­жать­ся, злить­ся. Все это ухо­дит – од­но за дру­гим. Ду­шев­ные ре­сур­сы на­чи­на­ют ак­ти­ви­зи­ро­вать­ся есте­ствен­ным об­ра­зом, и че­ло­век, кон­тро­ли­руя этот про­цесс, пре­успе­ва­ет в ду­хов­ной борь­бе.

Возь­мем, к при­ме­ру, гнев. Это чув­ство очень важ­но для че­ло­ве­ка, по­то­му что оно силь­ное, оно по­ка­зы­ва­ет си­лу ду­ши. По­это­му иметь в се­бе гнев нуж­но, но это чув­ство долж­но быть бес­страст­ным. Нель­зя на­прав­лять гнев на ближ­не­го – ведь в та­ком слу­чае бу­дет раз­ру­ше­на лю­бовь. Гнев дол­жен быть на­прав­лен про­тив соб­ствен­ных гре­хов, что­бы у нас по­яви­лась воз­мож­ность утвер­дить­ся в чи­сто­те, ис­ти­не, ве­ре, свя­зи с Бо­гом.

Гне­ва­ясь, нель­зя за­бы­вать­ся. Нуж­но на­прав­лять гнев в сто­ро­ну гре­ха, стра­стей, а не в сто­ро­ну сво­их ближ­них.

И ду­хов­ный че­ло­век – это не че­ло­век без чувств, ко­то­рый ни­ко­гда не гне­ва­ет­ся, ко­то­рый ни хо­ло­ден, ни го­ряч. Это тот, чьи все ду­шев­ные си­лы – в том чис­ле и гнев – ак­тив­ны, но он ак­ти­ви­зи­ру­ет их бес­страст­ным спо­со­бом.

А лю­бовь, мож­но ска­зать, – са­мая ве­ли­кая, са­мая мощ­ная си­ла че­ло­ве­че­ской ду­ши. По­это­му с ней так­же нуж­но об­ра­щать­ся осто­рож­но, ак­ти­ви­зи­руя эту си­лу пра­виль­ным, бес­страст­ным спо­со­бом и тем са­мым освя­щая ее.

Ес­ли же об­ра­щать­ся с этим чув­ством при по­мо­щи стра­стей, то по­яв­ля­ет­ся опас­ность пре­вра­ще­ния объ­ек­та люб­ви в идо­ла. В та­ком слу­чае че­ло­век все­це­ло от­да­ет­ся то­му, что (или ко­го) он лю­бит, по­то­му что имен­но та­кая от­да­ча – при­знак люб­ви. И объ­ект люб­ви ста­но­вит­ся тво­им идо­лом. Это мо­жет быть су­пруг, де­ти, или ка­кая-то идео­ло­гия, уче­ние, ум­ствен­ный труд, об­ще­ствен­ное по­ло­же­ние, на­у­ка, муд­рость, бо­гат­ство, мо­ло­дость… Все это – бу­дучи весь­ма от­но­си­тель­ным са­мо по се­бе – мо­жет лег­ко пре­вра­тить­ся в идо­ла.

Ес­ли мы лю­бим ко­го-то со стра­стью, то ра­но или позд­но в от­но­ше­ни­ях по­яв­ля­ют­ся про­бле­мы. При­чи­на – в том, что мы еще не успе­ли очи­стить­ся от сво­их стра­стей, и при за­рож­де­нии люб­ви в нас сра­зу на­чи­на­ет го­во­рить плот­ское во­жде­ле­ние. По­сле это­го, ес­ли наш ра­зум не нач­нет кон­тро­ли­ро­вать те­ло, мы по­чти на­вер­ня­ка по­гру­зим­ся в пу­чи­ну стра­стей, и нам по­на­до­бит­ся мно­го уси­лий для то­го, что­бы по­бе­дить грех и вновь стать сво­бод­ны­ми, бес­страст­ны­ми по от­но­ше­нию к объ­ек­ту (или объ­ек­там) сво­ей люб­ви.

Лю­бовь – это ве­ли­кая, но и очень опас­ная си­ла, по­то­му что она мо­жет под­нять че­ло­ве­ка к Пре­сто­лу Бо­жию, но мо­жет и уни­что­жить, ес­ли об­ра­щать­ся с ней не­осто­рож­но. По­это­му свя­тые от­цы и го­во­рят, что лю­бовь –ве­ли­чай­шая доб­ро­де­тель, но вы­ше всех доб­ро­де­те­лей сто­ит рас­су­ди­тель­ность, по­то­му что она ру­ко­во­дит лю­бо­вью, на­прав­ляя ее в нуж­ную сто­ро­ну. От­сут­ствие рас­су­ди­тель­но­сти мо­жет при­ве­сти к огром­ным про­бле­мам, ко­то­рые по­на­ча­лу не ка­жут­ся опас­ны­ми, по­сколь­ку со­про­вож­да­ют­ся бла­ги­ми на­ме­ре­ни­я­ми, но за­тем не­имо­вер­но услож­ня­ют жизнь.

При­ве­ду при­мер.

Ру­ко­вод­ству­ясь лю­бо­вью, мы спе­шим на по­мощь дру­го­му че­ло­ве­ку, у ко­то­ро­го есть ка­кая-то про­бле­ма (лич­но­го, про­фес­си­о­наль­но­го, се­мей­но­го и т.п. ха­рак­те­ра). Но при от­сут­ствии рас­су­ди­тель­но­сти мы за­бы­ва­ем, во-пер­вых, о том, что, не бу­дучи бес­страст­ны­ми, лег­ко мо­жем по­те­рять кон­троль над со­бой и до­пу­стить ошиб­ку в ре­ше­нии про­бле­мы, а во-вто­рых, о том, что и дру­гой че­ло­век так­же не бес­стра­стен. Здесь мож­но воз­ра­зить: «Ну и что? Со мной все в по­ряд­ке, я ни­че­го та­ко­го не чув­ствую». Да, ты не чув­ству­ешь, но дру­гой че­ло­век? Что ты зна­ешь о его чув­ствах? Раз­ве ты мо­жешь ви­деть его внут­рен­ний мир, его же­ла­ния и воз­мож­но­сти? Ду­мая, что лю­бишь его, ты стре­мишь­ся вы­слу­шать, по­мочь ему в его труд­но­стях, раз­де­лить с ним его крест, но за­тем все ме­ня­ет­ся, и ме­ня­ет­ся лю­бовь.

При­ме­ром та­кой без­рас­суд­ной люб­ви ча­сто ста­но­вит­ся сле­пая (и тем са­мым раз­ру­ша­ю­щая) лю­бовь ро­ди­те­лей к сво­им де­тям. Та­кая лю­бовь не да­ет ро­ди­те­лю воз­мож­но­сти быть рас­су­ди­тель­ным по от­но­ше­нию к ре­бен­ку и тем са­мым ста­вить пе­ред ним ка­кие-то огра­ни­че­ния. Ведь со­зда­ние огра­ни­че­ний при вос­пи­та­нии про­хо­дит бо­лез­нен­но и для ро­ди­те­лей, и для де­тей.

Обыч­но ре­бен­ку не нра­вит­ся, ко­гда его в чем-то огра­ни­чи­ва­ют. Он ма­лень­кий, ему хо­чет­ся иг­рать, бе­гать, он не хо­чет учить­ся, де­лать то или дру­гое. И ко­гда его ли­ша­ют че­го-то, он про­те­сту­ет, он пла­чет. Огра­ни­че­ния бо­лез­нен­ны для ре­бен­ка, по­ка он ма­лень­кий и мно­го­го не по­ни­ма­ет. В свою оче­редь, ро­ди­те­лям так­же тя­же­ло ви­деть, как их ди­тя пла­чет, и по­это­му они из люб­ви к ре­бен­ку са­ми устра­ня­ют по­став­лен­ные огра­ни­че­ния: «Ну хо­ро­шо, не плачь, мы ку­пим те­бе то, что ты хо­чешь! Толь­ко не плачь!»

И ка­кой ре­зуль­тат?

Ре­бе­нок на­чи­на­ет по­ни­мать, что сто­ит ему за­пла­кать, как ма­ма сра­зу же усту­па­ет и поз­во­ля­ет ему де­лать все, что за­хо­чет­ся. То есть да­же ес­ли пе­ред ре­бен­ком вна­ча­ле уста­нав­ли­ва­ет­ся за­прет, то ко­гда он на­чи­на­ет пла­кать, этот за­прет тут же сни­ма­ет­ся.

И все это – от боль­шой ро­ди­тель­ской люб­ви. Ведь имен­но лю­бовь за­став­ля­ет нас усту­пать сно­ва и сно­ва. Мы го­то­вы уме­реть за то­го, ко­го лю­бим. Де­лая по­сто­ян­но то, что при­ят­но дру­го­му, мы го­то­вы пре­вра­тить­ся в тряп­ку, ко­то­рую мож­но топ­тать: «Че­го ты хо­чешь? Ска­жи – и я сде­лаю! Я дам те­бе все, что за­хо­чешь!»

Люб­ви в прин­ци­пе свой­ствен­но та­кое же­ла­ние — все­це­ло от­дать­ся дру­го­му че­ло­ве­ку, а за­тем бес­ко­неч­но про­дол­жать да­вать ему все, что он за­хо­чет. Ведь по­сле то­го, как мы от­да­ем се­бя ко­му-то це­ли­ком, как мож­но не дать это­му че­ло­ве­ку все­го осталь­но­го – на­при­мер, де­нег и т.д., – по­ка су­ще­ству­ет лю­бовь?

Да, та­кое же­ла­ние дей­стви­тель­но по­яв­ля­ет­ся от люб­ви. Но имен­но рас­су­ди­тель­ность спо­соб­на рас­ста­вить здесь все по сво­им ме­стам и уста­но­вить нуж­ные гра­ни­цы, бла­го­да­ря ко­то­рым огонь люб­ви не опа­лит ни те­бя, ни лю­би­мо­го че­ло­ве­ка, и вы не упо­до­би­тесь элек­тро­при­бо­рам, вы­хо­дя­щим из строя при пер­вой же гро­зе. Ведь ес­ли да­вать лю­би­мо­му че­ло­ве­ку боль­ше, чем он мо­жет вы­не­сти, впо­след­ствии это при­не­сет ему вред, раз­ру­шит его. Че­ло­век не вы­дер­жит это­го гру­за – он сло­ма­ет­ся, по­доб­но элек­тро­при­бо­ру, и боль­ше не смо­жет функ­ци­о­ни­ро­вать.

Вот по­че­му лю­бовь – это опас­ное дви­же­ние че­ло­ве­че­ско­го серд­ца, ка­ким бы пре­крас­ным и со­вер­шен­ным оно ни бы­ло. А ведь она дей­стви­тель­но яв­ля­ет­ся са­мой со­вер­шен­ной, са­мой дра­го­цен­ной со­став­ля­ю­щей на­ше­го бы­тия. Имен­но лю­бовь со­став­ля­ет на­ше «я», по­сколь­ку мы со­зда­ны по об­ра­зу и по­до­бию Бо­жию, а Бог есть лю­бовь. Бог, лю­бя нас, сде­лал для нас все – Он да­же пре­дал Се­бя на смерть, что­бы по­ка­зать, на­сколь­ко ве­ли­ка Его лю­бовь к че­ло­ве­ку. Сле­до­ва­тель­но, и мы долж­ны по­сту­пать так же. И мы го­то­вы при­не­сти се­бя в жерт­ву за тех, ко­го лю­бим.

Од­на мо­ло­дая жен­щи­на, став ма­те­рью, ска­за­ла мне:

– Я впер­вые по­ня­ла, что это зна­чит – быть го­то­вым уме­реть за дру­го­го че­ло­ве­ка, по­то­му что те­перь я мо­гу уме­реть за сво­е­го ре­бен­ка. Да­же за му­жа я, на­вер­ное, не смог­ла бы уме­реть. Я люб­лю его и го­во­рю ему, что люб­лю до смер­ти, но ес­ли и в са­мом де­ле при­дет его смерт­ный час, не знаю, смо­гу ли я уме­реть вме­сто не­го. Мо­жет, да, а мо­жет, и нет. А за ре­бен­ка я смо­гу уме­реть, я го­то­ва к это­му. Во мне по­яви­лось что-то бо­лее силь­ное, чем лю­бовь к жиз­ни.

И это дей­стви­тель­но так. Та­ко­ва при­ро­да ро­ди­тель­ско­го ин­стинк­та – и у ма­те­рей он раз­вит, на­вер­ное, да­же боль­ше, чем у от­цов. По­доб­ное мы ви­дим да­же у жи­вот­ных. Ви­де­ли ли вы ко­гда-ни­будь в де­рев­не ку­ри­цу, толь­ко что вы­вед­шую цып­лят? Ес­ли че­ло­век при­бли­зит­ся к ним, она на­ки­ды­ва­ет­ся на не­го, как ди­кий зверь. Она на­бро­сит­ся и на со­ба­ку, и на кош­ку, ес­ли те по­дой­дут к ее цып­ля­там. Вот что та­кое ро­ди­тель­ский ин­стинкт.

Та­ким об­ра­зом, на­ша при­ро­да, со­еди­нив­шись с лю­бо­вью, по­мо­га­ет нам пре­воз­мочь са­мих се­бя. Но че­ло­ве­ку здесь не­об­хо­ди­ма еще од­на ве­ли­чай­шая доб­ро­де­тель – рас­су­ди­тель­ность, – не для огра­ни­че­ния сво­ей люб­ви, а для ее пра­виль­но­го ис­поль­зо­ва­ния. С лю­бо­вью обя­за­тель­но нуж­но уметь об­ра­щать­ся пра­виль­но, по­то­му что ес­ли че­ло­век «при­ле­пит­ся» к че­му-то преж­де, чем к Бо­гу, у не­го нач­нут­ся про­бле­мы. Ду­хов­ные про­бле­мы. А это опас­но.

В то же са­мое вре­мя, ко­гда че­ло­век на­чи­на­ет жить в ду­хов­ном по­дви­ге и рас­став­ля­ет за­но­во все при­о­ри­те­ты; ко­гда он ста­ра­ет­ся из­ба­вить­ся от всех про­шлых «ток­си­нов», что­бы в его жиз­ни боль­ше не бы­ло ме­ста враж­де, не­на­ви­сти, ро­по­ту; ко­гда он ста­но­вит­ся крот­ким, тер­пе­ли­вым, снис­хо­ди­тель­ным, бла­гост­ным, — то­гда воз­ни­ка­ет опас­ность, что он мо­жет при­ле­пить­ся серд­цем к соб­ствен­но­му «я».

Из­бав­ля­ясь от ду­хов­ных «ток­си­нов», от ржав­чи­ны, ко­то­рую вы­де­ля­ют гре­хи и по­ро­ки, че­ло­век дей­стви­тель­но ста­но­вит­ся пре­крас­ным. Но со­зер­цая свое но­вое «я» — кра­си­вое, гар­мо­нич­ное, на­по­ми­на­ю­щее клас­си­че­скую ита­льян­скую му­зы­ку, в ко­то­рой нет ме­ста ни­ка­ко­му дис­со­нан­су, — мы мо­жем на­столь­ко при­вя­зать­ся к сво­е­му «я», что на­чи­на­ем лю­бо­вать­ся им, по­доб­но то­му как лю­бу­ют­ся ка­ки­ми-то ве­ща­ми или людь­ми.

В этом – раз­ни­ца меж­ду обыч­ной, свет­ской лю­бо­вью и лю­бо­вью к Бо­гу.

И здесь бед­ные хри­сти­а­не ча­сто оши­ба­ют­ся, пу­та­ясь в за­по­ве­дях. Ко­гда я спра­ши­ваю лю­дей о том, ка­кая за­по­ведь са­мая важ­ная, они все­гда от­ве­ча­ют: «Воз­лю­би ближ­не­го сво­е­го». Так от­ве­ча­ет аб­со­лют­ное боль­шин­ство, и в первую оче­редь – де­ти. «Нет, не эта», – го­во­рю я им в от­вет.

А в од­ном ли­цее школь­ник так от­ве­тил на мой во­прос:

– «Пло­ди­тесь и раз­мно­жай­тесь!» Вот моя лю­би­мая за­по­ведь. А еще мне нра­вит­ся та, в ко­то­рой го­во­рит­ся, что боль­ным и пу­те­ше­ству­ю­щим мож­но не по­стить­ся. То­же хо­ро­шая за­по­ведь.

Но ведь са­мая пер­вая за­по­ведь – это «Воз­лю­би Гос­по­да Бо­га Тво­е­го». Имен­но за­по­ведь воз­лю­бить Его всем серд­цем дал нам Бог. А лю­бовь к ближ­не­му – уже ре­зуль­тат этой пер­вой за­по­ве­ди. И все осталь­ное – ре­зуль­тат. И та­кую первую за­по­ведь Бог дал нам для то­го, что­бы с ее по­мо­щью по­ка­зать вер­ное «на­прав­ле­ние» на­шей люб­ви, ко­то­рая долж­на быть об­ра­ще­на в первую оче­редь к Не­му.

И все, чем жи­вет че­ло­век, в первую оче­редь долж­но ид­ти от его люб­ви к Бо­гу. Да­же брак, да­же лю­би­мые су­пруг и де­ти – все то, что сей­час воз­во­дит­ся в аб­со­лют и пре­вра­ща­ет­ся в идо­ла. А ведь все это долж­но лишь спо­соб­ство­вать на­шей жи­вой свя­зи с Бо­гом. Не спо­соб­ству­ет – и связь об­ры­ва­ет­ся.

Пе­ре­вод Ели­за­ве­ты Те­рен­тье­вой

Источник: pravmir.ru