8 октября. Преставление прп. Сергия, игумена Радонежского, всея России чудотворца (1392)

Пре­по­доб­ный Сер­гий Ра­до­неж­ский. Все уче­ние – жизнь

На­ча­ло бес­при­мер­но­му в ис­то­рии раз­ма­ху пра­во­слав­но­го по­движ­ни­че­ства, слу­чив­ше­го­ся в XIV-XV вв. бы­ло по­ло­же­но под Моск­вой, в Тро­иц­ком мо­на­сты­ре пре­по­доб­ным Сер­ги­ем Ра­до­неж­ским.

Пре­по­доб­ный Сер­гий Ра­до­неж­ский не оста­вил по­сле се­бя ни еди­ной строч­ки. Бо­лее то­го, он все­гда сто­ро­нил­ся от­кро­вен­но­го учи­тель­ства. По­это­му, мож­но ска­зать, что уче­ние пре­по­доб­но­го Сер­гия Ра­до­неж­ско­го — это его жизнь.

По­движ­ни­че­ство пре­по­доб­но­го Сер­гия Ра­до­неж­ско­го в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни по­вли­я­ло на всю оте­че­ствен­ную ду­хов­ность, ибо он внес в нее важ­ней­шие для все­го рус­ско­го на­ци­о­наль­но­го со­зна­ния ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­ские идеи.

В первую оче­редь, Сер­гий Ра­до­неж­ский, стре­мясь к «жиз­ни во Хри­сте», ввел идею и прак­ти­ку «вы­со­ко­го жи­тия», как ре­аль­ный при­мер нрав­ствен­но­го со­вер­шен­ства, как не­кий об­ще­че­ло­ве­че­ский иде­ал. Не­за­дол­го до смер­ти, Сер­гий Ра­до­неж­ский за­ве­щал сво­им ино­кам «иметь чи­сто­ту ду­шев­ную и те­лес­ную и лю­бовь не­ли­це­мер­ную», «сми­ре­ни­ем укра­шать се­бя», «еди­но­мыс­лие друг с дру­гом хра­нить», «ни во что ста­вить честь и сла­ву жиз­ни этой, но вме­сто это­го от Бо­га воз­да­я­ния ожи­дать, не­бес­ных веч­ных благ на­сла­жде­ния». По су­ти де­ла, в этом за­ве­ща­нии, в крат­кой фор­ме, вы­ра­же­ны все глав­ные со­став­ля­ю­щие идеи «вы­со­ко­го жи­тия».

Про­по­ве­дуя «вы­со­кое жи­тие», Сер­гий Ра­до­неж­ский при­зы­вал ино­че­скую бра­тию, преж­де все­го, к пол­но­му от­ка­зу от мир­ских со­блаз­нов — бо­гат­ства, вла­сти, не­на­ви­сти, на­си­лия. Он счи­тал, что все эти мир­ские за­бо­ты тя­го­тят ду­шу и ме­ша­ют ино­ку со­сре­до­то­чить­ся на мо­лит­ве. «А ни о чем бес­по­лез­ном не нуж­но за­бо­тить­ся, но сле­ду­ет упо­вать и взи­рать на Бо­га, Ко­то­рый мо­жет кор­мить нас, и оде­вать, и обо всех на­ших де­лах за­бо­тить­ся: и от не­го сле­ду­ет ожи­дать все­го, что нуж­но доб­ро­го и по­лез­но­го ду­шам и те­лам на­шим», — го­во­рил Сер­гий.

По­это­му в са­мом Тро­иц­ком мо­на­сты­ре прак­ти­ко­ва­лись ни­ще­лю­бие, от­каз от част­ной соб­ствен­но­сти, сми­ре­ние и лю­бовь. Но, в то же вре­мя, Сер­гий не при­вет­ство­вал пол­ной ни­ще­ты или по­би­руш­ни­че­ства, чем за­ни­ма­лись мо­на­хи иных оби­те­лей. Тро­иц­кий игу­мен очень вы­со­ко це­нил че­ло­ве­че­ское до­сто­ин­ство, ко­то­рое да­но от Бо­га, и ко­то­рое че­ло­век обя­зан со­блю­дать. По­это­му тро­иц­кие ино­ки прак­ти­ко­ва­ли каж­до­днев­ный сов­мест­ный труд для до­бы­ва­ния средств к су­ще­ство­ва­нию. Боль­ше то­го, ес­ли жи­те­ли окрест­ных сел при­во­зи­ли ино­кам про­ви­зию, то по ве­ле­нию игу­ме­на, они сна­ча­ла со­вер­ша­ли мо­лит­ву во сла­ву Бо­жию, по­том кор­ми­ли го­стей, и уже в по­след­нюю оче­редь са­ми при­сту­па­ли к тра­пе­зе.

От­каз от все­го мир­ско­го дол­жен был спо­соб­ство­вать то­му, что­бы ино­ки хра­ни­ли «чи­сто­ту ду­ши», как не­об­хо­ди­мое усло­вие «вы­со­ко­го жи­тия». В этом смыс­ле, Сер­гий Ра­до­неж­ский сле­до­вал древ­ней мо­на­ше­ско-ас­ке­ти­че­ской тра­ди­ции. В тек­сте Жи­тия го­во­рит­ся, что в сво­ем серд­це («на серд­ци имеа») пре­по­доб­ный Сер­гий но­сил при­ме­ры зна­ме­ни­тых древ­них по­движ­ни­ков, ос­но­ва­те­лей мо­на­стыр­ской во­об­ще и, в част­но­сти, об­ще­жи­тель­ской тра­ди­ции -Ан­то­ния Ве­ли­ко­го, Ев­фи­мия Ве­ли­ко­го, Сав­ву Освя­щен­но­го, Па­хо­мия, Фе­о­до­сия и про­чих.

Од­на­ко по его мне­нию, до­сти­же­ние ду­шев­ной чи­сто­ты не бы­ло свя­за­но с прак­ти­кой «ис­тя­за­ния пло­ти» в том ви­де, как ее по­ни­ма­ли, на­при­мер, в Ки­е­во-Пе­чер­ском мо­на­сты­ре. Жи­тие со­об­ща­ет, что еще в то вре­мя, ко­гда ино­ки жи­ли «особ­но», Сер­гий вел стро­гую пост­ни­че­скую жизнь, а доб­ро­де­те­ли его бы­ли та­ко­вы: «го­лод, жаж­да, бде­ние, су­хая пи­ща, на зем­ле сон, чи­сто­та те­лес­ная и ду­шев­ная, мол­ча­ние уст, плот­ских же­ла­ний тща­тель­ное умерщ­вле­ние, тру­ды те­лес­ные, сми­ре­ние не­ли­це­мер­ное, мо­лит­ва бес­пре­стан­ная, рас­су­док доб­рый, лю­бовь со­вер­шен­ная, бед­ность в одеж­де, па­мять о смер­ти, кро­тость с мяг­ко­стью, страх Бо­жий по­сто­ян­ный». При этом Жи­тие под­чер­ки­ва­ет осо­бое зна­че­ние идеи стра­ха Бо­жия, ко­то­рым пре­по­доб­ный огра­дил­ся от гре­хов. Од­на­ко сам страх Бо­жий — это лишь на­ча­ло по­дви­га, на­ча­ло вся­кой доб­ро­де­те­ли.

И уже чуть ни­же, Жи­тие со­об­ща­ет, что «бе­сов­ских ис­ку­ше­ний» Сер­гий из­бе­гал не прак­ти­кой «ис­тя­за­ния пло­ти», но лишь стро­гим по­стом: «Пре­по­доб­ный же, по­чув­ство­вав на­па­де­ние вра­же­ское (т.е. дья­воль­ские ис­ку­ше­ния. — С.П.), под­чи­нил се­бе те­ло и по­ра­бо­тил его, обуз­дав по­стом; и так бла­го­да­тью Бо­жи­ей был он из­бав­лен от ис­ку­ше­ний». Са­мое же глав­ное сред­ство в борь­бе с ис­ку­ше­ни­я­ми — нрав­ствен­ный по­двиг, та са­мая «чи­сто­та ду­ши», ко­гда, не при­бе­гая к фи­зи­че­ским ис­тя­за­ни­ям, че­ло­век лишь од­ни­ми «стре­ла­ми чи­сто­ты» спо­со­бен пре­одо­леть все со­блаз­ны: «На­учил­ся он про­тив бе­сов­ских на­па­де­ний обо­ро­нять­ся: как толь­ко бе­сы стре­ла­ми гре­ха по­ра­зить его хо­те­ли, пре­по­доб­ный стре­лы чи­сто­ты пус­кал в них, стре­ля­ю­щих во мра­ке в пра­вед­ных серд­цем».

Сле­до­ва­тель­но, в Тро­иц­кой оби­те­ли ас­ке­ти­че­ский по­двиг рас­смат­ри­ва­ли, как, во-пер­вых, стра­да­ние во имя Хри­ста, и, во-вто­рых, как сред­ство «освет­ле­ния ду­ши», ибо стра­да­ние долж­но имен­но освет­лять ду­шу, а не «ис­тя­зать» те­ло. Та­ким об­ра­зом, вы­сту­пая ду­хов­ным на­след­ни­ком Ан­то­ния и Фе­о­до­сия Пе­чер­ских, Сер­гий Ра­до­неж­ский сме­стил ак­цен­ты в на­прав­ле­ние ду­хов­но­го и нрав­ствен­но­го са­мо­со­вер­шен­ство­ва­ния, от­ка­зав­шись от фи­зи­че­ско­го «ис­тя­за­ния пло­ти». И не­да­ром в са­мом Жи­тие не­од­но­крат­но под­чер­ки­ва­ет­ся, что имен­но из-за «чи­сто­ты жиз­ни» пре­по­доб­ный Сер­гий был удо­сто­ен Бо­жи­ей бла­го­да­ти.

Не­ма­ло­важ­ным усло­ви­ем «вы­со­ко­го жи­тия» бы­ли идеи сми­ре­ния и люб­ви. И Сер­гий Ра­до­неж­ский всей сво­ей жиз­нью до­ка­зы­вал окру­жа­ю­щим — жизнь мож­но устра­и­вать толь­ко доб­ром и лю­бо­вью, ибо, от­ве­чая злом на зло, че­ло­век по­рож­да­ет но­вое зло. Не­да­ром Г.П. Фе­до­тов, го­во­ря о Сер­гии Ра­до­неж­ском, впол­не спра­вед­ли­во за­ме­тил: «Сми­рен­ная кро­тость — ос­нов­ная ду­хов­ная ткань его лич­но­сти».

Не­об­хо­ди­мой со­став­ля­ю­щей «вы­со­ко­го жи­тия» яв­ля­лась идея «внут­рен­ней» ду­хов­ной сво­бо­ды, как выс­шей сте­пе­ни сво­бо­ды во­об­ще. В ос­но­ве этой идеи ле­жат сло­ва Иису­са Хри­ста: «И по­зна­е­те ис­ти­ну, и ис­ти­на сде­ла­ет вас сво­бод­ны­ми» (Ин., 8:32). Раз­ви­тая впо­след­ствии в тру­дах От­цов Церк­ви, идея «внут­рен­ней сво­бо­ды» по­лу­чи­ла свое яр­кое во­пло­ще­ние в жиз­ни и де­я­тель­но­сти пре­по­доб­но­го Сер­гия Ра­до­неж­ско­го.

Суть этой идеи в сле­ду­ю­щем. Че­ло­век, под дей­стви­ем бла­го­да­ти Свя­то­го Ду­ха, спо­со­бен по­знать Бо­жию ис­ти­ну и всту­пить на путь спа­се­ния. По­зна­ние ис­ти­ны убеж­да­ет че­ло­ве­ка в бес­смыс­лен­ной су­ет­но­сти мир­ских за­бот, но, од­но­вре­мен­но, мно­го­крат­но укреп­ля­ет его ду­хов­ные си­лы. Сле­до­ва­тель­но, овла­дев­ший ис­ти­ной че­ло­век ока­зы­ва­ет­ся сво­бод­ным по от­но­ше­нию к окру­жа­ю­ще­му ми­ру и ко злу, ко­то­рое этот мир на­пол­ня­ет. Бо­лее то­го, он на­чи­на­ет про­ти­во­сто­ять злу.

«Внут­рен­няя сво­бо­да» — это выс­шая сте­пень сво­бо­ды по­то­му, что че­ло­век в сво­их по­мыс­лах и по­ступ­ках мак­си­маль­но при­бли­жа­ет­ся к Бо­же­ствен­но­му об­ра­зу. Ни­ка­кая дру­гая раз­но­вид­ность сво­бо­ды, а осо­бен­но та сво­бо­да, ко­то­рая уста­нов­ле­на в че­ло­ве­че­ских за­ко­нах, не мо­гут срав­нить­ся со сво­бо­дой «внут­рен­ней». Ведь ес­ли в серд­це че­ло­ве­ка жи­вет Бо­жия Бла­го­дать, то ни­что не мо­жет по­ме­шать ему быть сво­бод­ным, ибо под воз­дей­стви­ем этой Бла­го­да­ти че­ло­век со­вер­ша­ет имен­но те по­ступ­ки, ко­то­рые вну­ше­ны ему Са­мим Гос­по­дом.

При­ме­ра­ми «внут­рен­ней сво­бо­ды» пре­по­доб­но­го Сер­гия мо­гут слу­жить мно­го­чис­лен­ные слу­чаи, ко­гда он со­вер­шен­но сво­бод­но об­ра­ща­ет­ся с кня­зья­ми, епи­ско­па­ми и мно­ги­ми силь­ны­ми ми­ра се­го, ко­то­рые при­во­дят­ся в его Жи­тие. Оза­бо­чен­ный толь­ко слу­же­ни­ем Гос­по­ду, он ока­зы­ва­ет­ся вы­ше и сво­бод­нее мно­гих, на­де­лен­ных ре­аль­ной мир­ской вла­стью.

На­до ска­зать, что идея «внут­рен­ней сво­бо­ды» со вре­ме­нем ста­ла очень вли­я­тель­ной в оте­че­ствен­ной ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­ской мыс­ли и в ли­те­ра­тур­но-ху­до­же­ствен­ном твор­че­стве. Эта идея на­шла свое от­ра­же­ние и вы­ра­же­ние прак­ти­че­ски во всех уче­ни­ях рус­ских лю­бо­муд­ров и во мно­гих про­из­ве­де­ни­ях рус­ских пи­са­те­лей. Бо­лее то­го, в идее «внут­рен­ней сво­бо­ды» Сер­гий Ра­до­неж­ский вы­ра­зил од­но из важ­ней­ших ка­честв рус­ско­го на­ци­о­наль­но­го са­мо­со­зна­ния.

Еще од­но из усло­вий «вы­со­ко­го жи­тия» — и для от­дель­но­го че­ло­ве­ка, и для мо­на­стыр­ской оби­те­ли, и для об­ще­ства в це­лом, — пре­по­доб­ный Сер­гий ви­дел в еди­но­мыс­лии.

Еди­но­мыс­лие для от­дель­но­го че­ло­ве­ка — это един­ство ду­ши, пол­но­стью по­свя­щен­ной слу­же­нию Гос­по­ду. Для оби­те­ли — это един­ство по­мыс­лов и дей­ствий всех ино­ков, ко­то­рые сво­им по­дви­гом умно­жа­ют Хри­сто­ву Лю­бовь на зем­ле и по­да­ют при­мер осталь­ным лю­дям. Для об­ще­ства — это идея един­ства Ру­си, бла­го­да­ря ко­то­ро­му Русь толь­ко и мо­жет спа­стись.

И со­всем не­слу­чай­но то, что оби­тель, ос­но­ван­ная пре­по­доб­ным Сер­ги­ем, бы­ла по­свя­ще­на Свя­той Тро­и­це. Сер­гий Ра­до­неж­ский ви­дел в Тро­и­це выс­ший хри­сти­ан­ский об­раз Един­ства и Люб­ви, ибо ипо­ста­си Свя­той Тро­и­це еди­но­сущ­ны, не раз­де­ле­ны от­но­ше­ни­я­ми стар­шин­ства и млад­шин­ства, не зна­ют не­на­ви­сти, но ис­пол­не­ны Люб­ви.

Сле­ду­ет на­пом­нить, что имен­но дог­мат о Свя­той Тро­и­це, в си­лу труд­но­сти его ра­зум­но­го по­ни­ма­ния, по­ро­дил в ис­то­рии хри­сти­ан­ской Церк­ви мно­же­ство раз­лич­ных ере­сей. Дог­мат о Свя­той Тро­и­це (или — три­ни­тар­ный дог­мат) — один из важ­ней­ших в хри­сти­ан­ском ве­ро­уче­нии. И, в то же вре­мя, один из слож­ней­ших для его ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­ско­го и бо­го­слов­ско­го тол­ко­ва­ния. Еще свя­тые От­цы Церк­ви, пред­ви­дя труд­но­сти в по­сти­же­ние дог­ма­та Свя­той Тро­и­цы, ста­ра­лись разъ­яс­нить тай­ну «не­с­ли­ян­но­сти и не­раз­дель­но­сти» Бо­же­ствен­но­го Три­един­ства. При этом они ак­тив­но ис­поль­зо­ва­ли об­ра­зы и сим­во­лы. Од­ни про­во­ди­ли срав­не­ние с сол­неч­ным си­я­ни­ем, где од­но­вре­мен­но еди­ны и раз­ли­чи­мы солн­це, луч и свет. Дру­гие раз­мыш­ля­ли о тай­не и гар­мо­нии люб­ви, где ли­ца-ипо­ста­си вза­и­мо­от­но­сят­ся как Лю­бя­щий, Лю­би­мый и Лю­бовь. Тре­тьи го­во­ри­ли о во­ле, ра­зу­ме и дей­ствии. Но все схо­ди­лись в од­ном: Свя­тая Тро­и­ца — это не ко­ли­че­ствен­ная ха­рак­те­ри­сти­ка, а ка­че­ство Гос­по­да, не­по­сти­жи­мое для че­ло­ве­ка, но дан­ное ему в От­кро­ве­нии. Св. Ва­си­лий Ве­ли­кий пи­сал: «Гос­подь, пе­ре­да­вая нам об От­це и Сы­не и Свя­том Ду­хе, не сче­том пе­ре­име­но­вал их; ибо не ска­зал: в пер­вое, вто­рое и тре­тье, или — в од­но, два и три; но в свя­тых Име­нах да­ро­вал нам по­зна­ние ве­ры, при­во­дя­щее ко спа­се­нию…»

Ин­те­рес­но, что до Сер­гия Ра­до­неж­ско­го дог­мат Свя­той Тро­и­цы при­ни­мал­ся на Ру­си как та­ко­вой. Да­же бу­дучи объ­ек­том умо­зри­тель­ных ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­ских рас­суж­де­ний, Свя­тая Тро­и­ца не рас­смат­ри­ва­лась как не­об­хо­ди­мая часть ре­аль­ной жиз­ни. К при­ме­ру, хра­мы пред­по­чи­та­ли по­свя­щать бо­лее ре­аль­ным об­ра­зам: Спа­су, Бо­жи­ей Ма­те­ри, «ско­ро­му по­мощ­ни­ку» Ни­ко­ле Чу­до­твор­цу, свя­тым во­и­нам и От­цам Церк­ви. И лишь в Ки­е­во-Пе­чер­ском мо­на­сты­ре Тро­и­це уде­ля­ли го­раз­до боль­шее вни­ма­ние — там, над глав­ны­ми во­ро­та­ми в на­ча­ле XII в. бы­ла по­став­ле­на Тро­иц­кая цер­ковь. Сле­до­ва­тель­но, об­ра­ща­ясь к об­ра­зу Свя­той Тро­и­цы, Сер­гий Ра­до­неж­ский вы­сту­пал и на­след­ни­ком тра­ди­ции, уста­нов­лен­ной ки­е­во-пе­чер­ски­ми ино­ка­ми.

Но впер­вые в рус­ской ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­ской мыс­ли пре­по­доб­ный Сер­гий при­дал идее Свя­той Тро­и­цы ре­аль­ное, кон­крет­ное зву­ча­ние, пре­об­ра­зо­вал хри­сти­ан­ский дог­мат в сим­вол жи­во­го един­ства, то­го един­ства, к ко­то­ро­му долж­ны стре­мить­ся все жи­ву­щие на зем­ле лю­ди. Та­ким об­ра­зом, Свя­тая Тро­и­ца это еще и про­об­раз то­го, как долж­но стро­ить­ся че­ло­ве­че­ское об­ще­жи­тие во­об­ще и рус­ское об­ще­ство, в част­но­сти.

Об­раз Свя­той Тро­и­цы, про­по­ве­ду­е­мый им и как сим­вол един­ства не­бес­но­го и зем­но­го, и как сим­вол един­ства зем­ной жиз­ни, и как сим­вол един­ства Церк­ви и как сим­вол един­ства Вет­хо­го и Но­во­го за­ве­тов, за­креп­лен­ный в рус­ском на­ци­о­наль­ном со­зна­нии тво­ре­ни­ем Ан­дрея Руб­ле­ва ико­ной «Свя­тая Тро­и­ца», в ско­ром уже вре­ме­ни стал пу­те­вод­ной звез­дой для мно­гих рус­ских книж­ни­ков.

По су­ти де­ла, об­раз Свя­той Тро­и­цы по­ка­зал всей Ру­си воз­мож­ную и ре­аль­ную до­ро­гу спа­се­ния го­су­дар­ства. В ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­ском смыс­ле, этот об­раз, как иде­ал зем­но­го бы­тия, от­кры­вал путь для сня­тия са­мой ди­лем­мы — на­ци­о­наль­ное или все­лен­ское. Путь этот был свя­зан с осво­е­ни­ем опы­та Все­лен­ской Церк­ви че­рез укреп­ле­ние и раз­ви­тие соб­ствен­ных на­ци­о­наль­ных на­чал в Рус­ской Церк­ви. Ведь в ино­че­ском по­дви­ге Сер­гия Ра­до­неж­ско­го на­шли свое един­ство дав­ние рус­ские тра­ди­ции ра­дост­но­го, оп­ти­ми­сти­че­ско­го вос­при­я­тия пра­во­слав­ной ве­ры, и прин­ци­пы бо­лее ми­сти­че­ско­го во­сточ­но­го хри­сти­ан­ства. Бо­лее то­го, объ­еди­нен­ные во­еди­но, они ста­ли ос­но­вой все­го даль­ней­ше­го ду­хов­но­го раз­ви­тия Ру­си. Идея осо­бо­го пу­ти Ру­си и осо­бо­го за­мыс­ла Бо­жи­его в от­но­ше­нии Ру­си по­сте­пен­но ста­ла за­во­е­вы­вать все боль­шее ме­сто в серд­цах и со­зна­нии рус­ских книж­ни­ков. И не­да­ром имен­но гря­ду­щие XV-XVI ве­ка ста­ли са­мы­ми яр­ки­ми вре­ме­на­ми рус­ской свя­то­сти. Осо­зна­вая и при­зна­вая свя­тость сво­их мо­лель­ни­ков, и вся Русь при­об­ре­та­ла по­сте­пен­но свя­тость.

Сле­до­ва­тель­но, Свя­тая Тро­и­ца, в честь ко­то­рой и бы­ла ос­но­ва­на оби­тель на го­ре Ма­ко­вец, ста­но­ви­лась и сим­во­лом един­ства Ру­си. Как по­ка­за­ла даль­ней­шая ис­то­рия, имен­но из Тро­иц­кой оби­те­ли рус­ские лю­ди и в XIV в., и позд­нее, жда­ли им­пуль­сов к воз­рож­де­нию един­ства в Рус­ском го­су­дар­стве, ибо эти им­пуль­сы ис­хо­ди­ли, как бы от Са­мо­го Гос­по­да. А ико­на «Тро­и­ца», на­пи­сан­ная Ан­дре­ем Руб­ле­вым, ду­хов­ным уче­ни­ком пре­по­доб­но­го Сер­гия, по­чи­та­лась не как про­из­ве­де­ние ис­кус­ства, а опять же, как во­пло­щен­ный сим­вол Бо­же­ствен­но­го еди­не­ния.

Впол­не есте­ствен­но, что стрем­ле­ние к «вы­со­ко­му жи­тию» пред­по­ла­га­ло и не­кие опре­де­лен­ные спо­со­бы по­зна­ния Бо­жи­его Про­мыс­ла. И в этом смыс­ле Сер­гий Ра­до­неж­ский боль­шое зна­че­ние при­да­вал ми­сти­че­ско­му по­зна­нию.

Сим­во­ли­че­ская ос­но­ва ви­де­ний ле­жит в Биб­лии, ко­то­рая вся про­ник­ну­та иде­ей бо­же­ствен­ных ви­де­ний и зна­ме­ний (так, фун­да­мен­таль­ный об­раз Тро­и­цы, став­ший ос­но­вой три­ни­тар­но­го дог­ма­та, свое на­ча­ло бе­рет, как уже го­во­ри­лось, в биб­лей­ском рас­ска­зе о яв­ле­нии трех му­же Ав­ра­аму). Боль­шое зна­че­ние ми­сти­че­ско­му язы­ку по­зна­ния Бо­жи­их тайн при­да­ет­ся в тру­дах От­цов Церк­ви, осо­бен­но в со­чи­не­ни­ях Ди­о­ни­сия Аре­о­па­ги­та. Позд­нее эта тра­ди­ция по­лу­ча­ет осо­бое раз­ви­тие в Ви­зан­тий­ской Церк­ви.

На Ру­си так­же со­хра­ня­лось об­ще­пра­во­слав­ное убеж­де­ние в том, что по­зна­ние Гос­под­них тайн про­ис­хо­дит с по­мо­щью ми­сти­че­ских ви­де­ний и бо­го­яв­ле­ний. С XI в. из­вест­но боль­шое чис­ло па­мят­ни­ков пе­ре­вод­ной во­сточ­ной ли­те­ра­ту­ры, по­вест­ву­ю­щих о ви­де­ни­ях, осо­бен­но в этом смыс­ле яр­ки­ми бы­ли апо­кри­фи­че­ские со­чи­не­ния. Но обос­но­ва­ние форм ми­сти­че­ской свя­зи с бо­же­ствен­ным ми­ром, в рус­ской книж­ной тра­ди­ции встре­ча­ет­ся до­воль­но ред­ко. Бо­лее то­го, ат­мо­сфе­ра мо­на­ше­ской ми­сти­ки ви­де­ний воз­ни­ка­ет на Ру­си толь­ко с кон­ца XIV — на­ча­ла XV вв. И у ис­то­ков по­доб­но­го яв­ле­ния сто­ит Сер­гий Ра­до­неж­ский. Как пи­сал еще Г.П. Фе­до­тов: «Мы име­ем пол­ное пра­во ви­деть в пре­по­доб­ном Сер­гии пер­во­го рус­ско­го ми­сти­ка, то есть но­си­те­ля осо­бой, та­ин­ствен­ной ду­хов­ной жиз­ни, не ис­чер­пы­ва­е­мой по­дви­гом люб­ви, ас­ке­зой и не­от­ступ­но­стью мо­лит­вы. Тай­ны его ду­хов­ной жиз­ни оста­лись скры­ты­ми для нас».

По су­ти де­ла, в этом вни­ма­ние к ми­сти­че­ско­му по­зна­нию Бо­жи­их тайн, столь яр­ко пред­став­лен­но­му Жи­ти­ем Сер­гия Ра­до­неж­ско­го, мож­но ви­деть но­вый и пло­до­твор­ный опыт осво­е­ния рус­ской ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­ской мыс­лью тра­ди­ций Ви­зан­тий­ской Церк­ви. Од­на­ко де­ло не толь­ко в осво­е­нии во­сточ­ных тра­ди­ций, но и в том, что эти тра­ди­ции на­пол­ня­лись и до­пол­ня­лись соб­ствен­ным, рус­ским, про­чте­ни­ем са­мих чу­дес­ных яв­ле­ний. И оте­че­ствен­ная ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­ская мысль шла по пу­ти впи­ты­ва­ния в се­бя во­сточ­но­го ре­ли­ги­оз­но­го ми­сти­че­ско­го опы­та.

Са­ми по се­бе при­чи­ны ви­де­ний и бо­го­яв­ле­ний мог­ли быть раз­ны­ми. В первую оче­редь, бо­го­яв­ле­ния со­вер­ша­лись чу­дес­ным об­ра­зом, без ка­ко­го-ли­бо во­ле­изъ­яв­ле­ния со сто­ро­ны че­ло­ве­ка, но по во­ле Са­мо­го Бо­га. В то же вре­мя, в мо­на­ше­ских об­щи­нах раз­ра­ба­ты­ва­лись спе­ци­аль­ные ме­то­ди­ки до­сти­же­ния ми­сти­че­ско­го тран­са. На­ча­ло это­му бы­ло по­ло­же­но еще древни­ми еги­пет­ски­ми и си­рий­ски­ми от­шель­ни­ка­ми III-VII вв.

Как сви­де­тель­ству­ет Жи­тие Сер­гия Ра­до­неж­ско­го, бо­го­яв­ле­ния тро­иц­ко­му игу­ме­ну со­вер­ша­лись не­од­но­крат­но. Ча­ще все­го — во вре­мя мо­лит­вы. Наи­бо­лее яр­кое и зна­чи­мое из них — яв­ле­ние Бо­жи­ей Ма­те­ри, Ко­то­рая в от­вет на мо­лит­ву пре­по­доб­но­го Сер­гия, обе­ща­ла Свое по­кро­ви­тель­ство устро­ен­ной им оби­те­ли. При­чем, важ­но, что Сер­гий, по­сле мо­лит­вы, пре­ду­пре­дил на­хо­дя­ще­го­ся ря­дом ино­ка Ми­хея о гря­ду­щем яв­ле­нии Пре­чи­стой Бо­го­ро­ди­цы: «Ча­до! Будь бди­тель­ным и бодр­ствуй, по­то­му что ви­де­ние чу­дес­ное и ужас­ное бу­дет нам в сей час», — ска­зал пре­по­доб­ный Сер­гий. Важ­но в дан­ном слу­чае и то, что яв­ле­ние Бо­го­ро­ди­цы бы­ло уни­каль­ным в мо­на­ше­ской прак­ти­ке той по­ры.

Важ­но в дан­ном слу­чае и то, что яв­ле­ние Бо­го­ро­ди­цы бы­ло уни­каль­ным в мо­на­ше­ской прак­ти­ке той по­ры. Сам факт ви­де­ния пре­по­доб­но­му Сер­гию Бо­жи­ей Ма­те­ри — это пер­вое сви­де­тель­ство яв­ле­ния Бо­го­ро­ди­цы рус­ско­му ино­ку. Позд­нее в этом ви­де­ли яв­ный бо­же­ствен­ный знак то­го, что Гос­подь стал уде­лять Ру­си, и имен­но Мос­ков­ской Ру­си, свое осо­бое по­кро­ви­тель­ство.

По сви­де­тель­ству дру­го­го ино­ка, Си­мо­на, во вре­мя бо­го­слу­же­ния яв­лял­ся Сер­гию Ра­до­неж­ско­му и «бо­же­ствен­ный огонь», «хо­дя­щий по жерт­вен­ни­ку, осе­ня­ю­щий ал­тарь и со всех сто­рон свя­тую тра­пе­зу окру­жа­ю­щий». А за­тем, ко­гда Сер­гий хо­тел при­ча­стить­ся, «бо­же­ствен­ный огонь свер­нул­ся, как не­кая пла­ща­ни­ца и во­шел в свя­той по­тир (со­суд для при­ча­ще­ния. — С.П.); так свя­той и при­ча­стил­ся». О том, что пре­по­доб­но­му Сер­гию бы­ло да­но чу­дес­ное ми­сти­че­ское зна­ние, го­во­рят и мно­гие дру­гие фак­ты, при­ве­ден­ные в его Жи­тие, — ис­це­ле­ния боль­ных, из­гна­ния бе­сов, и да­же вос­кре­се­ние из мерт­вых.

В це­лом же, ми­сти­че­ский опыт пре­по­доб­но­го Сер­гия, по­ве­дан­ный его Жи­ти­ем, сви­де­тель­ству­ет, что на ру­бе­же XIV-XV ве­ков пе­ред рус­ской ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­ской мыс­лью уже в пол­ном объ­е­ме вста­ва­ла за­да­ча осво­е­ния опы­та хри­сти­ан­ской Церк­ви во всем его мно­го­об­раз­ном объ­е­ме. Стре­мясь най­ти се­бя на пу­тях Бо­жи­его Про­мыс­ла, Русь стре­ми­лась к сим­во­ли­че­ско­му еди­не­нию с Бо­гом. И роль имен­но Сер­гия Ра­до­неж­ско­го в этом бо­лее чем ве­ли­ка.

Не­ма­ло­важ­ное зна­че­ние име­ет и то, что пре­по­доб­ный Сер­гий стал од­ним из тех, кто при­дал ви­зан­тий­ско­му хри­сти­ан­ству уже на­ци­о­наль­ное зву­ча­ние, пре­об­ра­зив его в по­ис­ти­не на­род­ную ре­ли­гию. Во мно­гом бла­го­да­ря имен­но Сер­гию Ра­до­неж­ско­му, рус­ское пра­во­сла­вие при­об­ре­ло те ду­хов­но-нрав­ствен­ные и прак­ти­че­ские со­став­ля­ю­щие, ко­то­рые и се­го­дня со­хра­ня­ют свою жи­ви­тель­ную си­лу.

Не­об­хо­ди­мо так­же ска­зать о том, что по­движ­ни­че­ская де­я­тель­ность пре­по­доб­но­го Сер­гия Ра­до­неж­ско­го по­ло­жи­ла на­ча­ло та­ко­му свое­об­раз­но­му яв­ле­нию в рус­ском пра­во­сла­вии как стар­че­ство. Стар­цы — это мо­на­хи, ко­то­рые сво­ей пра­вед­ной жиз­нью до­ка­зы­ва­ли спо­соб­ность че­ло­ве­ка к нрав­ствен­но­му, ду­хов­но­му очи­ще­нию. Зна­че­ние ин­сти­ту­та «стар­че­ства» в рус­ском мо­на­ше­стве на про­тя­же­нии ве­ков су­ще­ствен­но из­ме­ня­лось. Од­на­ко со­хра­ня­лась и не­со­мнен­ная ду­хов­ная пре­ем­ствен­ность. В це­лом же, сво­им ду­хов­ным ав­то­ри­те­том стар­цы ока­зы­ва­ли огром­ное вли­я­ние на все рус­ское об­ще­ство.

Пре­по­доб­ный Сер­гий Ра­до­неж­ский стал под­лин­ным «све­тиль­ни­ком» для со­вре­мен­ни­ков и по­том­ков — че­ло­ве­ком, су­мев­шим под­чи­нить всю свою жизнь еван­гель­ским за­по­ве­дям люб­ви и еди­но­мыс­лия. Из­бе­гая ис­ку­са су­дить и на­зи­дать, он учил да­же не столь­ко сло­вом, сколь­ко сво­им об­ра­зом жиз­ни, сво­им от­но­ше­ни­ем к окру­жа­ю­щим. И на­род услы­шал его без­молв­ную про­по­ведь. По­это­му жиз­нен­ный путь «ве­ли­ко­го стар­ца», как его на­зы­ва­ли, вы­гля­дит и па­ра­док­саль­ным — всю жизнь он бе­жал от об­ще­ства лю­дей, а в ре­зуль­та­те стал его ду­хов­ным пред­во­ди­те­лем. Уже при жиз­ни пре­по­доб­но­го Сер­гия Ра­до­неж­ско­го рас­смат­ри­ва­ли как во­пло­тив­ший­ся в ре­аль­ном че­ло­ве­ке сим­вол един­ства Ру­си, ко­то­ро­го столь жаж­дал рус­ский на­род в XIII-XIV сто­ле­ти­ях.

Вско­ре по­сле смер­ти, в 1447 го­ду, пре­по­доб­ный Сер­гий Ра­до­неж­ский был ка­но­ни­зи­ро­ван, а позд­нее по­чи­тал­ся как не­бес­ный по­кро­ви­тель и за­ступ­ник мос­ков­ских го­су­да­рей. И не­да­ром имен­но в Тро­и­це-Сер­ги­е­вом мо­на­сты­ре кре­сти­ли ве­ли­ко­кня­же­ских и цар­ских де­тей.

А столь ве­ли­кое вни­ма­ние, уде­ля­е­мое пре­по­доб­ным Сер­ги­ем Ра­до­неж­ским идее Свя­той Тро­и­цы, на­шло свое вы­ра­же­ние в ико­но­пис­ных тру­дах Ан­дрея Руб­ле­ва (1370? — 1430?). Ан­дрей Руб­лев на­пи­сал ико­ну «Тро­и­ца» око­ло 1411 г. по за­ка­зу Тро­иц­кой оби­те­ли, воз­мож­но, для пер­вой де­ре­вян­ной ча­сов­ни, по­стро­ен­ной над мо­ги­лой Сер­гия Ра­до­неж­ско­го.

В со­от­вет­ствие с мно­го­ве­ко­вой ве­ро­учи­тель­ной тра­ди­ци­ей об­раз Свя­той Тро­и­цы при­сут­ству­ет в Вет­хом За­ве­те в 18 гла­ве кни­ги Бы­тие, где рас­ска­зы­ва­ет­ся о яв­ле­нии пра­от­цу Ав­ра­аму и его же­не Сар­ре трех му­жей-ан­ге­лов: «И явил­ся ему Гос­подь у дуб­ра­вы Ма­м­ре, ко­гда он си­дел при вхо­де в ша­тер, во вре­мя зноя днев­но­го. Он воз­вел очи свои, и взгля­нул, и вот, три му­жа сто­ят про­тив не­го…» (Быт., 18: 1,2). Гос­подь, при­няв­ший об­раз трех ан­ге­лов и явив­ший­ся Ав­ра­аму но­сит еще од­но име­но­ва­ние — «Тро­и­ца Вет­хо­за­вет­ная».

Слож­ность сло­вес­но­го тол­ко­ва­ния та­ин­ства Свя­той Тро­и­цы уже пер­вых хри­сти­ан по­буж­да­ла ис­кать иные спо­со­бы по­сти­же­ния этой тай­ны, ис­поль­зуя, в том чис­ле, и изоб­ра­зи­тель­ный язык. Сю­жет «Яв­ле­ние трех ан­ге­лов Ав­ра­аму» (или ина­че «Го­сте­при­им­ство Ав­ра­ама») до­воль­но ра­но по­яв­ля­ет­ся в ико­но­гра­фии — на­при­мер, в жи­во­пи­си ка­та­комб на Виа Ла­ти­на (IV в.), а так­же в ран­них мо­за­и­ках в церк­ви Сан­та Ма­рия Ма­д­жо­ре в Ри­ме (V в.) и церкве Сан-Ви­та­ле в Ра­вен­не (VI в.). Ши­ро­кое рас­про­стра­не­ние имел этот сю­жет и в ви­зан­тий­ском ис­кус­стве.

В Древ­нюю Русь ико­но­гра­фия «Го­сте­при­им­ство Ав­ра­ама» при­шла очень ра­но — в XI ве­ке (фрес­ка в Со­фий­ском со­бо­ре в Ки­е­ве). При­сут­ству­ет этот сю­жет на юж­ных вра­тах со­бо­ра Рож­де­ства Бо­го­ро­ди­цы в Суз­да­ле (XIII в.), на фрес­ке Фе­о­фа­на Гре­ка в хра­ме Спа­са Пре­об­ра­же­ния на Ильи­не ули­це в Нов­го­ро­де (XIV в.), на мно­го­чис­лен­ных ико­нах.

Но по­во­рот­ным пунк­том ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­ско­го и бо­го­слов­ско­го осмыс­ле­ния этой ико­но­гра­фии ста­но­вит­ся ико­на «Тро­и­ца» Ан­дрея Руб­ле­ва. По мне­нию со­вре­мен­ных ис­сле­до­ва­те­лей, толь­ко руб­лев­ская ико­на мо­жет на­зы­вать­ся «Тро­и­ца» в от­ли­чие от «Го­сте­при­им­ства Ав­ра­ама». И ико­на, вы­пол­нен­ная Руб­ле­вым, ста­ла, сво­е­го ро­да, ху­до­же­ствен­ным во­пло­ще­ни­ем бо­го­слов­ских и ре­ли­ги­оз­но-фи­ло­соф­ских воз­зре­ний пре­по­доб­но­го Сер­гия Ра­до­неж­ско­го.

Во­об­ще, эту мысль впер­вые вы­ска­зал Е.Н. Тру­бец­кой: «В ико­не вы­ра­же­на ос­нов­ная мысль все­го ино­че­ско­го слу­же­ния пре­по­бод­но­го… Он мо­лил­ся, что­бы этот зве­ро­об­раз­ный, раз­де­лен­ный не­на­ви­стью мир пре­ис­пол­нил­ся той лю­бо­вью, ко­то­рая цар­ству­ет в Пред­веч­ном Со­ве­те жи­во­на­чаль­ной Тро­и­цы. А Ан­дрей Руб­лев явил в крас­ках эту мо­лит­ву, вы­ра­зив­шую и пе­чаль, и на­деж­ду св. Сер­гия о Рос­сии». В том на­прав­ле­нии раз­мыш­лял над руб­лев­ским об­ра­зом Свя­той Тро­и­цы и П.А. Фло­рен­ский: «В ико­не Тро­и­цы Ан­дрей Руб­лев был не са­мо­сто­я­тель­ным твор­цом, а лишь ге­ни­аль­ным осу­ще­стви­те­лем твор­че­ско­го за­мыс­ла и ос­нов­ной ком­по­зи­ции, дан­ных пре­по­доб­ным Сер­ги­ем».

В са­мом де­ле, изоб­ра­жая Тро­ич­ное Бо­же­ство, един­ство Вет­хо­го и Но­во­го За­ве­тов, та­ин­ство ев­ха­ри­стии и тор­же­ство хри­сти­ан­ско­го сми­ре­ния, ико­на Свя­той Тро­и­цы яв­ля­ет­ся сим­во­лом по­гру­же­ния в та­ин­ство бо­же­ствен­но­го бы­тия, в его не­с­ли­ян­ность и не­раз­дель­ность. И это лиш­ний раз под­чер­ки­ва­ет зна­че­ние сим­во­ла Свя­той Тро­и­цы, ко­то­рую всю свою жизнь со­зер­цал Сер­гий Ра­до­неж­ский, «дабы, — как ска­за­но в его жи­тие, — воз­зре­ни­ем на Свя­тую Тро­и­цу по­беж­дал­ся страх не­на­вист­ной роз­ни ми­ра се­го». Сле­до­ва­тель­но, об­раз Свя­той Тро­и­цы дан для Рос­сии на все вре­ме­на для ее пре­об­ра­же­ния и ду­хов­но­го воз­рож­де­ния. Вслед за Ан­дре­ем Руб­ле­вым по­доб­ной схе­мы изоб­ра­же­ния Тро­и­цы ста­ли при­дер­жи­вать­ся мно­гие ико­но­пис­цы, вплоть до XVII ве­ка («Тро­и­ца» Си­мо­на Уша­ко­ва).

С.В. Пе­ре­ве­зен­цев

Источник: http://www.pravmir.ru