Христос анести!

Пасхальная служба в Храме Гроба Господня в Иерусалиме… Разве можно забыть эту несказанную радость, когда душа пела, славя воскресшего Господа: «Воскресение Твое, Христе Спасе, ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити».

Тысячи верующих разных национальностей собрались в эту дивную, пасхальную ночь под сводами соборного храма Воскресения. Право служить в этом приделе величайшей святыни христианского мира, возведенной на месте распятия, погребения и воскресения Спасителя, закреплено за Греческой православной церковью.

Вместе с паломниками из нашей группы я оказалась возле чудотворной иконы Пресвятой Богородицы «Освободительница». Среди молящихся были знакомые мне по прежним службам – монахиня Тихона из Новгорода, гражданин Израиля грузин Стефан, гречанка Анна, изучающая теологию в Мюнхене. И вдруг я поняла: на каком бы языке ни проходило богослужение, душой его принимает русский и серб, армянин и болгарин, грузин и украинец. Вот уж воистину «свет Христов просвещает всех»!

Служба шла своим чередом. Одно песнопение сменяло другое. Я уже знала, что слово «анастасис» в переводе с греческого означает «воскресение», а слово «анести» – «воскресе». Помню, что было непросто войти в молитвенное состояние, поскольку одновременно с православной службой торжественную пасхальную мессу в Храме Гроба Господня служили в своем приделе католики.

Орган звучал порой так громко, что не всегда было слышно греческих певчих. Ирина предложила пойти на службу в Троицкий храм Русской Духовной Миссии. «Так хочется услышать привычное «Христос воскресе!», – сказала она, как бы извиняясь. На что монахиня Тихона с любовью в голосе ответила: «Потерпи, сестра, все хотят сегодня славить Христа – и православные, и католики».

И вдруг прозвучало долгожданное: «Христос воскресе!». Это отец Никанор, иеромонах из Павловского Посада, сопровождавший нашу группу в поездке по Святой земле, приветствовал православных. «Воистину воскресе!» – откликнулась многотысячная семья верующих. А следом на греческом: «Христос анести эк некрон, фанато фанатон патисас, кэ тис эн тис мнимаси зоин харисамэнос».

Кто не знает этот пасхальный тропарь, с такой безукоризненной точностью переведенный когда-то с греческого языка на старославянский святыми равноапостольными братьями Кириллом и Мефодием. Всякий раз на пасхальной службе он звучит как гимн воскресшему Христу: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав». Этот так называемый пословный перевод, «смысл в смысл, слово в слово», без каких-либо дополнений и улучшений, точно передает мелодический строй текста, не нарушая красоту звучания слова. Будто и не человеком вовсе, а самим Господом был написан этот тропарь, как на греческом, так и на русском языке.

Впервые это песнопение я услышала еще ребенком в Вознесенском соборе древнего Ельца, городе, где я родилась и была крещена, где прошли мои детство и юность, где были крещены мои сыновья Антон и Алексей. Еще совсем маленькой девочкой на службу в собор меня водила моя крестная Татьяна Алексеевна. Это теперь я понимаю, сколь глубоко верующим человеком была сестра моего отца.

В одной из комнат ее дома в Ламской слободе перед образом Спасителя днем и ночью горела лампада. Помню, что утром и вечером она молилась стоя на коленях. Дверь в комнату прикрывала, а меня сажала на деревянный стульчик возле окна. Я сидела, боясь пошевелиться, вслушивалась в слова церковно-славянской молитвенной речи и никак не могла понять, кого и за что слезно благодарит моя крестная.

Часто в ее доме гостили монахини, одну из них звали Дора. Много позже я узнала, что ее полное имя в монашестве Феодора. Так звали причисленную к лику святых византийскую императрицу, супругу императора Юстиниана I. А тогда, в детстве, строгий монашеский облик этой женщины и ее необычное имя казались мне чем-то особенным.

По вечерам тетя Таня ставила на стол самовар, подавала яблочный пирог и душистое вишневое варенье с косточками. Ее муж Виктор Михайлович очень тяжело болел, а последние годы жизни был и вовсе прикован к постели. На все Господь давал ей сил и терпения: и в храм ходила, и с хозяйством управлялась, и мужа в болезни не оставила. Помню, как в какой-то момент службы в храме Воскресения мне вдруг так захотелось, чтобы моя тетушка, глядя с небес, порадовалась, что ее крестная дочь первая из нашего рода побывала на Святой земле.

Служба продолжалась. Я просила Господа о спасении отца моего духовного, молитвами которого я оказалась на Святой земле; о здравии своих родных и близких; о даровании Царствия Небесного тем из них, кто уже отошел ко Господу.

Гречанка Анна, с которой я познакомилась еще во время крестного хода в Страстную Пятницу, видя мое стремление понять отдельные моменты богослужения, старательно толковала мне их на немецком языке, поскольку я, к сожалению, не знала греческого, а она – русского. Немецким языком она овладела, обучаясь теологии в Мюнхене, а я в Воронежском университете, изучая романо-германскую филологию. Наверное, это выглядело нелепо. Но я была искренне рада, что знание немецкого пригодилось мне в этом богоугодном деле.

Помню, что причастие длилось более двух часов. К концу службы усталость, как ни странно, прошла, и на душе воцарилась тишина, сравнимая с медленным течением полноводной реки.

Далеко за полночь по гулким улочкам Старого города мы возвращались в гостиницу. Шли молча. И вдруг матушка Тихона, взяв меня за руку и крепко сжав ее, сказала: «Какое счастье в эту святую ночь быть рядом с воскресшим Христом!»

Фотографии автора
и из открытых источников