2 июля. Святителя Иоанна Максимовича, архиепископа Шанхайского и Сан-Францисского

Жи­вые уро­ки нрав­ствен­но­го бо­го­сло­вия

Встре­ча со свя­то­стью — это все­гда уни­каль­ный опыт, ча­сто он не сра­зу вос­при­ни­ма­ет­ся долж­ным об­ра­зом, но впо­след­ствии мо­жет пе­ре­вер­нуть всю жизнь.

О сво­ем лич­ном опы­те рас­ска­зы­ва­ет ар­хи­епи­скоп Же­нев­ский и За­пад­но­ев­ро­пей­ский Ми­ха­ил, ко­то­ро­му в те­че­ние не­сколь­ких лет до­ве­лось близ­ко об­щать­ся с ар­хи­епи­ско­пом Иоан­ном (Мак­си­мо­ви­чем), про­слав­лен­ным в ли­ке свя­тых.

Свя­ти­тель Иоанн Шан­хай­ский при­е­хал во Фран­цию в 1950 го­ду, в то вре­мя мне бы­ло семь лет. То­гда я учил­ся в рус­ском ин­тер­на­те во имя свя­то­го Ге­ор­гия, ко­то­рый рас­по­ла­гал­ся в ме­стеч­ке Ме­дон под Па­ри­жем. Не­да­ле­ко от на­шей шко­лы был из­вест­ный храм Вос­кре­се­ния Хри­сто­ва, устро­ен­ный си­ла­ми эми­гран­тов пер­вой вол­ны в 1927 го­ду. Рус­ский ин­же­нер, ко­то­рый его стро­ил, сде­лал сте­ны из сме­си со­ло­мы и це­мен­та, на­звав ма­те­ри­ал "со­ло­мит", — ни один фран­цуз не мог по­нять, что это та­кое, но в то вре­мя не бы­ло воз­мож­но­сти по­стро­ить бо­лее мо­ну­мен­таль­ное зда­ние. Ин­же­нер пре­ду­пре­ждал, что на­ша цер­ковь из со­ло­ми­та смо­жет про­сто­ять не бо­лее се­ми лет. Од­на­ко она про­дер­жа­лась до 1981 го­да, до тех пор по­ка один из уче­ни­ков шко­лы не опер­ся во вре­мя служ­бы слу­чай­но о сте­ну сна­ру­жи и не упал пря­мо внутрь хра­ма. Те­перь на этом ме­сте уже сто­ит кир­пич­ная цер­ковь, ко­то­рая по ар­хи­тек­ту­ре пол­но­стью вос­со­зда­ет об­лик то­го, "со­ло­мен­но­го", хра­ма.

Вла­ды­ка Иоанн ча­сто бы­вал в той церк­ви. А еще у не­го в Па­ри­же бы­ла ре­зи­ден­ция при хра­ме, ко­то­рый он устро­ил в 16-м квар­та­ле го­ро­да. То­гда вла­ды­ка но­сил ти­тул Брюс­сель­ский и За­пад­но­ев­ро­пей­ский. Он на­ве­щал рус­ские шко­лы, в част­но­сти на­шу, и ка­дет­ский кор­пус в Вер­са­ле. Вос­пи­та­нию де­тей им­ми­гран­тов он уде­лял мно­го вре­ме­ни, по­сколь­ку счи­тал эту за­да­чу од­ной из са­мых важ­ных.

Как-то мне пред­сто­я­ло пер­вый раз ис­по­ве­дать­ся. Пом­ню, осо­зна­ние это­го фак­та ме­ня очень оза­да­чи­ло, ведь до это­го я при­вык каж­дую не­де­лю про­сто при­ча­щать­ся. Во втор­ник той не­де­ли, ни­ко­го не пре­ду­пре­див, к нам при­е­хал вла­ды­ка Иоанн. Он объ­явил школь­ни­кам, что зав­тра ве­че­ром бу­дет все­нощ­ное бде­ние и все бу­дут ис­по­ве­до­вать­ся. Ко­гда я при­шел в храм, там бы­ло два ана­лоя. К од­но­му из них, где ис­по­ве­до­вал свя­щен­ник, мно­го лет слу­жив­ший в этом хра­ме, ар­хи­манд­рит Сер­гий (Пфа­сер­ман), вы­стро­и­лась длин­ная оче­редь мо­их од­но­каш­ни­ков. К дру­го­му, где сто­ял вла­ды­ка Иоанн, под­хо­ди­ли пре­иму­ще­ствен­но взрос­лые лю­ди, здесь оче­редь шла очень мед­лен­но: по­ка ба­тюш­ка успе­вал по­ис­по­ве­до­вать де­ся­те­рых де­тей, во "взрос­лой" оче­ре­ди раз­ре­ше­ние по­лу­чал толь­ко один че­ло­век.

Так как это бы­ла моя пер­вая ис­по­ведь, я был очень взвол­но­ван. Пом­ню, вла­ды­ка по­вер­нул­ся к нам, де­тям, и по­ма­нил ко­го-то паль­цем. Мои од­но­класс­ни­ки под­тал­ки­ва­ли ме­ня и го­во­ри­ли: "Иди, это он те­бя зо­вет!" Я был сму­щен и со­сре­до­то­чен на сво­их чув­ствах и по­это­му по­ве­рил им и сме­ло по­до­шел к вла­ды­ке. Он стро­го ме­ня спро­сил: "Ты что при­шел?" Я знал пра­ви­ла хо­ро­ше­го то­на и по­ни­мал, что не­веж­ли­во от­ве­тить, что, мол, вы са­ми ме­ня по­зва­ли, по­это­му от­ве­тил: "Вла­ды­ка, я при­шел ис­по­ве­до­вать­ся". А он мне в от­вет: "Ты не зна­ешь, что та­кое ис­по­ве­до­вать­ся!" Но я упер­ся: "Знаю, это зна­чит го­во­рить свои гре­хи ". Вла­ды­ка ска­зал: "А ты не зна­ешь, что та­кое гре­хи", но я опять на­ста­и­вал: "Знаю". "Ну?" — стро­го спро­сил вла­ды­ка. Я стал го­во­рить, как обыч­но де­ти го­во­рят, что не слу­шал­ся стар­ших и так да­лее. То­гда вла­ды­ка взял ме­ня под омо­фор. Не знаю, сколь­ко вре­ме­ни я пре­бы­вал под ним, но мо­гу толь­ко ска­зать, что там бы­ло свет­ло. И по­жи­лой ар­хи­ерей мне там ка­зал­ся и кра­си­вым, и мо­ло­дым, и я чув­ство­вал огром­ную ра­дость. "Го­во­ри что хо­чешь. Ска­жи всё, что у те­бя на серд­це, а я бу­ду объ­яс­нять те­бе, что та­кое грех", — вспо­ми­наю я сло­ва вла­ды­ки Иоан­на. Пер­вый раз кто-ли­бо из взрос­лых го­во­рил что-то по­доб­ное. Он мне то­гда стал объ­яс­нять, что та­кое лю­бовь Бо­жия, что грех — это ко­гда ты от­ка­зы­ва­ешь­ся от этой люб­ви, ко­гда ты от Не­го ухо­дишь. И то­гда ты не­сча­стен, по­то­му что ты сам ушел от люб­ви, ты уже без люб­ви, ты уже как бро­шен­ный, ведь ты сам ушел. Для ме­ня это бы­ло нечто но­вое и уди­ви­тель­ное, и я чув­ство­вал, что та без­гра­нич­ная лю­бовь, о ко­то­рой я слы­шу от вла­ды­ки Иоан­на, тут при­сут­ству­ет. Я не мо­гу ска­зать, сколь­ко вре­ме­ни про­дол­жа­лась на­ша бе­се­да, а ко­гда ар­хи­епи­скоп ска­зал мне: "Ты зна­ешь, мы тут с то­бой оста­лись од­ни", я, ка­жет­ся, ска­зал, что не хо­чу ухо­дить, так как я не ис­пы­ты­вал та­ко­го со­сто­я­ния преж­де. Я по­чув­ство­вал, что от это­го со­сто­я­ния нель­зя ухо­дить. Вла­ды­ка объ­яс­нил мне смысл раз­ре­ши­тель­ной мо­лит­вы и по­том стал про­из­но­сить ее — у не­го был очень яс­ный слог, каж­дое сло­во бы­ло по­нят­но. В даль­ней­шем я не раз за­ме­чал на его про­по­ве­дях, что то, что он го­во­рил, лег­ко вхо­ди­ло в серд­це каж­до­го, кто его слу­шал, вне за­ви­си­мо­сти от об­ра­зо­ва­ния и сте­пе­ни во­цер­ко­в­лен­но­сти. По­том вла­ды­ка ска­зал: "Сей­час я сни­му омо­фор, но учти, бу­дет тем­но". В хра­ме дей­стви­тель­но ока­за­лось со­всем тем­но, там оста­ва­лась не­по­ту­шен­ной толь­ко од­на лам­пад­ка. Так как уже все разо­шлись, вла­ды­ка Иоанн пред­ло­жил про­во­дить ме­ня до шко­лы. Он не­сколь­ко раз спра­ши­вал, на­ста­и­вал. Но я всё вре­мя от­ка­зы­вал­ся, при­чем я от­чет­ли­во то­гда по­ни­мал, что это гор­дость во мне го­во­рит, и мне ста­ло очень стыд­но, но я смог се­бя пре­воз­мочь и всё рав­но от­ка­зы­вал­ся, и вла­ды­ка ме­ня лас­ко­во от­пу­стил од­но­го. При вы­хо­де сто­ял мой стар­ший од­но­каш­ник — маль­чик лет де­вя­ти, он ру­гал ме­ня всю до­ро­гу, что я за­дер­жал­ся, а его за­ста­ви­ли ме­ня ждать. Он ожи­дал, что его на­смеш­ки за­де­нут ме­ня и я бу­ду пла­кать, и очень уди­вил­ся, что ме­ня это боль­ше не тре­во­жи­ло — та­кое ра­дост­ное ощу­ще­ние у ме­ня бы­ло. Эту свою ис­по­ведь я за­пом­нил на всю жизнь.

Нечто по­доб­ное слу­ча­лось и по­том. Пом­ню, как не­ко­то­рое вре­мя спу­стя мы по­еха­ли в Брюс­сель и ре­ши­ли по­смот­реть на по­стро­ен­ный но­вый храм в честь Иова Мно­го­стра­даль­но­го, это был храм — па­мят­ник цар­ской се­мье, всем но­во­му­че­ни­кам и по­стра­дав­шим во вре­мя граж­дан­ской вой­ны и го­не­ний в Рос­сии. Его на­ча­ли стро­ить еще до вой­ны, но окон­чи­ли толь­ко в 1950 го­ду. Это бы­ло зи­мой. То­гда в Брюс­се­ле вы­па­ло до­воль­но мно­го сне­га, и мы да­же ка­та­лись на сан­ках. Внут­ри церк­ви бы­ло не­мно­гим теп­лей, чем на ули­це. Мы сто­я­ли око­че­нев­шие, внут­ри по­ме­ще­ния бы­ло сы­ро, так как шту­ка­тур­ка на сте­нах еще не успе­ла про­сох­нуть, но все бы­ли по­ра­же­ны об­ли­ком хра­ма. Де­ти, ро­див­ши­е­ся на чуж­би­не или при­е­хав­шие за гра­ни­цу в мла­ден­че­стве, в пер­вый раз ви­де­ли рус­скую цер­ков­ную ар­хи­тек­ту­ру. Вдруг мы услы­ша­ли то­пот и стук — это вла­ды­ка Иоанн по­сту­чал по­со­хом о пол (две­рей еще не бы­ло), что­бы при­влечь на­ше вни­ма­ние, и сер­ди­то про­из­нес: "Это так вы встре­ча­е­те ар­хи­ерея?" Мы ис­пу­га­лись, а он ска­зал, что по­шу­тил, по­до­шел и каж­до­го бла­го­сло­вил, на­зы­вая по име­ни. Мы все по­вер­ну­лись к во­сто­ку, а вла­ды­ка на­чал увле­чен­но рас­ска­зы­вать, что и как бу­дет в но­вом хра­ме. Мы смот­ре­ли на его но­ги в од­них сан­да­ли­ях — они бы­ли си­ние от хо­ло­да. "Здесь бу­дут пли­ты с име­на­ми всех по­гиб­ших и за­му­чен­ных во вре­мя ре­во­лю­ции! Пат­ри­ар­хи, мит­ро­по­ли­ты, епи­ско­пы... Их мно­го, и каж­дое имя мы упо­мя­нем, бу­дем мо­лить­ся об упо­ко­е­нии их ду­ши", — го­во­рил он. Он нас об­ни­мал за пле­чи, и по­сте­пен­но мы увлек­лись его рас­ска­зом, нам ста­ло теп­ло и да­же жар­ко, не­смот­ря на мо­роз.

Мы зна­ли о его ду­хов­ных да­ро­ва­ни­ях. Ко­гда вла­ды­ка Иоанн по­се­щал нас, уче­ни­ков рус­ской шко­лы, он уже был из­ве­стен как шан­хай­ский чу­до­тво­рец. Бе­жен­цы, ко­то­рые из Ки­тая пе­ре­еха­ли на Фи­лип­пи­ны и за­тем по­па­ли во Фран­цию, рас­ска­зы­ва­ли о нем. Ко­гда в Ки­тае к вла­сти при­шли ком­му­ни­сты, бы­ли за­кры­ты все гра­ни­цы. Ар­хи­епи­скоп со­брал свою паст­ву в хра­ме и ве­лел взять са­мые не­об­хо­ди­мые ве­щи. Его ав­то­ри­тет был огро­мен, и лю­ди бес­пре­ко­слов­но его по­слу­ша­лись. Они рас­ска­за­ли нам, что по­сле бо­го­слу­же­ния вла­ды­ка по­вел их всех в порт, они вме­сте спо­кой­но под­ня­лись на ко­рабль и от­плы­ли, не встре­тив ни­ка­ко­го про­ти­во­дей­ствия со сто­ро­ны вла­стей, — это бы­ло чу­до. За­тем на ост­ро­ве Та­бу­бао на Фи­лип­пи­нах, ку­да эва­ку­и­ро­ва­ли бе­жен­цев, за дли­тель­ный пе­ри­од их пре­бы­ва­ния не бы­ло ни од­но­го сти­хий­но­го бед­ствия, хо­тя штор­мы и ура­га­ны очень ча­сты в этих ме­стах. Бла­го­да­ря ак­тив­ным про­ше­ни­ям вла­ды­ки Иоан­на, а он до­бил­ся встре­чи с Пре­зи­ден­том США, ча­сти бе­жен­цев уда­лось пе­ре­ехать с Фи­лип­пин в Аме­ри­ку, часть по­па­ла в Ав­стра­лию, еще часть — во Фран­цию.

Вла­ды­ка Иоанн при­хо­дил к нам в шко­лу ча­сто. Он стал мо­им вос­пи­та­те­лем. На­вер­ное, не все мы осо­зна­ва­ли, ка­кое зна­че­ние для нас мог­ли иметь его ви­зи­ты, ведь в дет­стве мно­гое вос­при­ни­ма­ет­ся как са­мо со­бой ра­зу­ме­ю­ще­е­ся. От­но­ше­ние к вла­ды­ке бы­ло сме­шан­ное. Ре­бя­та по­ба­и­ва­лись гроз­но­го ма­сти­то­го ар­хи­ерея, но ис­пы­ты­ва­ли вос­торг, ко­гда он вдруг по­яв­лял­ся. Ни­ко­гда не за­бу­ду, как он хва­тал ме­ня за пле­чо сза­ди при встре­че — его ру­ка бы­ла тя­же­лая, как ло­па­та. При этом с детьми он об­щал­ся очень про­сто, по-оте­че­ски, сто­и­ло ему за­го­во­рить, и страх сра­зу ухо­дил, вла­ды­ка ста­но­вил­ся пол­но­стью "сво­им".

Он очень мно­го об­щал­ся с людь­ми. Со взрос­лы­ми го­во­рил крат­ко. Ес­ли его про­по­ве­ди по­сле Ли­тур­гии бы­ли очень длин­ны­ми и про­дол­жа­лись не ме­нее со­ро­ка ми­нут, то в лич­ном об­ще­нии он го­во­рил толь­ко не­сколь­ко слов. Ко­гда мне бы­ло 16 лет, он как-то по­до­шел ко мне в хра­ме и ска­зал: "Слу­шай ме­ня, по­сле Ли­тур­гии ты дол­жен при­хо­жан все­гда со­би­рать на тра­пе­зу, ты дол­жен их кор­мить, при­ве­чать, и стол дол­жен быть на­крыт, дол­жен ло­мить­ся. По­то­му что тра­пе­за — это про­дол­же­ние ев­ха­ри­стии. А ко­гда бу­дет Рож­де­ство, ты здесь дол­жен ста­вить ел­ку, что­бы иг­руш­ки бы­ли, что­бы де­ти тан­це­ва­ли и что­бы они все по­лу­чи­ли ка­кой-то по­да­рок, что­бы бы­ло им ра­дост­но и ве­се­ло. Ты по­нял ме­ня?" Я, ко­неч­но же, не по­нял, так как то­гда да­же не ду­мал и не со­би­рал­ся ста­но­вить­ся свя­щен­ни­ком или мо­на­хом. Но вла­ды­ка, ви­ди­мо, уже про­ви­дел то, что я бу­ду кли­ри­ком. И ко­гда мно­го лет спу­стя ме­ня в этом хра­ме ру­ко­по­ла­га­ли в свя­щен­ни­ки, я вспом­нил эти сло­ва и да­же про­сле­зил­ся. Вла­ды­ка со­вер­шен­но не­по­сти­жи­мым об­ра­зом умел по­мо­гать лю­дям. Бы­ва­ло, он вы­хо­дил из хра­ма, а ми­мо шел рус­ский че­ло­век, вла­ды­ка его под­зы­вал и да­вал пач­ку де­нег. "Ес­ли ты не за­пла­тишь за квар­ти­ру — те­бя вы­го­нят", — ска­зал он не­зна­ком­цу, ко­то­рый был очень удив­лен, так как да­же не ожи­дал ни­ка­кой по­мо­щи и во­об­ще стес­нял­ся по­дой­ти и что-то про­сить. При­чем да­ли ему имен­но ту сум­му, ко­то­рая бы­ла не­об­хо­ди­ма. Вла­ды­ка, кста­ти, очень лю­бил та­ких крот­ких, за­стен­чи­вых лю­дей. Из­вест­но, что он со­би­рал без­дом­ных ма­лень­ких де­тей на ули­цах и со­здал для них при­ют. У нас очень ча­сто в хра­ме на бо­го­слу­же­нии по­яв­ля­лись лю­ди не со­всем урав­но­ве­шен­ные, по на­ше­му мне­нию, да­же не­нор­маль­ные. Они зна­ли, что вла­ды­ка им по­мо­жет и ис­це­лит их ду­шев­ные бо­лез­ни, на­кор­мит и во­об­ще сде­ла­ет для них всё, об этом знал весь Па­риж.

Мы, де­ти, на­вер­ное, по­ни­ма­ли его свя­тость. Но мы не уме­ли с ней об­ра­щать­ся, не зна­ли, как по­дой­ти к не­му, но это чув­ство­ва­ли. И чув­ство­ва­ли, что мы, на­вер­ное, по­сто­ян­но что-то де­ла­ем не­пра­виль­но, ко­гда об­ща­ем­ся с ним. Нас это ино­гда тер­за­ло. Как-то в ка­дет­ском кор­пу­се маль­чи­ки на кли­ро­се, по­ка вла­ды­ка слу­жил ве­чер­ню, со­кра­ща­ли сти­хи­ры. Вла­ды­ка из ал­та­ря уко­риз­нен­но цо­кал язы­ком, но сам не вы­хо­дил, и де­ти про­пус­ка­ли пес­но­пе­ния даль­ше. Ко­гда сти­хи­ры спе­ли, вла­ды­ка вы­шел и по­тре­бо­вал спеть все сти­хи­ры сна­ча­ла, уже без про­пус­ков.

Од­на из глав­ных че­ло­ве­че­ских доб­ро­де­те­лей — это рас­су­ди­тель­ность, и вла­ды­ка Иоанн в пол­ной ме­ре об­ла­дал та­кой спо­соб­но­стью. Он был для нас жи­вым уро­ком нрав­ствен­но­го бо­го­сло­вия. Он го­во­рил че­ло­ве­ку: "Де­лай так-то или, на­про­тив, не де­лай так, что­бы быть с Хри­стом". Ве­ра — это не фи­ло­со­фия. Хо­тя и фи­ло­со­фи­ей не сто­ит пре­не­бре­гать. Ве­ра — это си­ла, ко­то­рая мо­жет дви­гать об­ще­ство впе­ред. Но ве­ра мо­жет не про­сто дви­гать, но и пре­об­ра­жать со­ци­ум.

По­сле то­го как по дол­гу служ­бы вла­ды­ка Иоанн по­ки­нул Фран­цию в 1962 го­ду, нам, его вос­пи­тан­ни­кам, ко­неч­но же, ста­ло его не­до­ста­вать, но я все­гда чув­ство­вал, что мы все, и да­же я, греш­ный, оста­лись в его па­мя­ти и в его мо­лит­вах. По­сле отъ­ез­да вла­ды­ки ко мне ча­сто под­хо­ди­ли раз­ные лю­ди, да­же без­бож­ни­ки, и спра­ши­ва­ли: "Где ваш епи­скоп?" Они не­до­уме­ва­ли и се­рьез­но ко мне об­ра­ща­лись: "Как же мы без не­го бу­дем жить?" Сей­час по­чи­та­ние свя­ти­те­ля Иоан­на рас­тет, осо­бен­но в Рос­сии. Лю­ди, при­ез­жа­ю­щие в Сан-Фран­цис­ко, мо­гут убе­дить­ся в не­тлен­но­сти его свя­тых мо­щей. Мно­гие не­од­но­крат­но ис­це­ля­лись по мо­лит­вам к не­му еще до его про­слав­ле­ния. Об­ре­те­ние та­ко­го ве­ли­ко­го угод­ни­ка Бо­жия ста­ло яв­ным зна­ком Его ми­ло­сти к за­ру­беж­ной Рос­сии и ко всей Рус­ской Церк­ви в це­лом.

Ар­хи­епи­скоп Же­нев­ский и За­пад­но-Ев­ро­пей­ский Ми­ха­ил (Дон­сков)

Ис­точ­ник: www.pravoslavie.ru